Национальная психология:миф или реальность?

Интересный материал с сайта  http://teatime.msk.su/lib/001/03.html

 

По-моему автор все же недооценивает роль наследственности в формировании национальной психологии.А Вы как думаете?

 

Наука под названием «этнопсихология» возникла в 1860 г., когда М. Лацарус и Г. Штейнталь опубликовали новую на­учную работу под названием «Рассуждения о психологии на­родов» (10, с.

20; 40а, с. 485—486). Но вот сюрприз: спустя 130 лет после этого события глава отечественной этнографической школы Ю. В. Бромлей утверждает: «Как известно, вопросы этнической, национальной психологии, ее реальнос­ти и мифичности (выделено нами. — Авт.) до сих пор остаются в значительной мере дискуссионными» (5, с. 198).

Что же здесь дискуссионного и при чем тут «мифич­ность»? Ведь о существовании национальной психики вроде бы давно известно всем. Упоминавшийся выше Н. Я. Да­нилевский еще в середине прошлого века заявлял: «греки были народом по преимуществу художественным», «индий­цы слывут за народ с особенно сильной фантазией», а «преобладающую черту в английском национальном харак­тере составляет любовь к самодеятельности...» (14, с. 138-139). Да и сегодня некоторые исследователи уверенно поль­зуются такими характеристиками народов, как «энергичные и предприимчивые татары», «сообразительные и гордые чер­кесы», «музыкальные украинцы», «горячие и темперамент­ные молдаване», «великодушные и спокойные эстонцы», «скромные и добрые белорусы», «упорные и настойчивые якуты», «храбрые и самолюбивые осетины», «дружные и сплоченные киргизы» (8, с. 15). Другие столь же уверенно отмечают «французскую галантность», «американскую де­ловитость», «немецкую аккуратность», «английскую чопор­ность» и т.

д. (20, с. 25).

Высказаны и гипотезы, призванные объяснить существо­вание особого «национального характера». Одна из них, например, предполагает, что каждый этнос долгое время предпочитал какой-либо один определенный способ хозяй­ствования. В результате в течение столетий регулярно по­гибали носители генов, неблагоприятных для данного образа жизни, а благоприятные способствовали процветанию их носителей. Скажем, среди звероловов северных лесов не удавалось выживать шумным и говорливым, среди горцев, охотников и воинов — робким, неловким, смиренным. Для занятий сельским хозяйством на обширных равнинах нужны были сила, выносливость и смирение. Эти черты не смогли сохраниться у людей, которые волей истории в течение столетий были оторваны от земли и были вынуждены — как евреи или армяне — заниматься ремеслами и торговлей (16, с. 231).

Определенная доля истины в такого рода рассуждениях есть. Но формировали ли эти факторы только и исключи­тельно «национальный характер», «этнические пристрастия и предпочтения»? И существуют ли они? Н. Я. Данилев­ский, например, без тени сомнения утверждал, что «...по любви, а следовательно, по способности к чистой и при­кладной математике первое место принадлежит, без сомне­ния, французам...», немцы отдают предпочтение «лингвис­тике или сравнительной философии... И Англия имеет свою любимую науку — это геология».

В те времена подобные категоричные утверждения, что называется, «сходили с рук» их авторам, поскольку проверитьих было практически невозможно. Но сегодня автора таких заявлений ждал бы серьезный конфуз. Так, упомянутый опрос, проведенный в 1989 г. в европейских странах, пока­зал, что ни одно из цитированных выше утверждений Дани­левского не соответствует действительности: не французы, а англичане поставили на первое место математику; немцы от­дали предпочтение не лингвистике, а экономике; тогда как французы выбрали не математику, а литературу (50, с. 16).

Можно, конечно, возразить, что высказывания Данилев­ского были верны для его времени, а национальная пси­хология за прошедшее время сильно изменилась. Но какая же это «национальная психология», если она может рази­тельно изменяться в столь короткие (для истории) сроки?

Таким образом, рассуждать о существовании какого-то определенного национального характера легко только до тех пор, пока такие утверждения не проходят проверку в эмпирических исследованиях. Между тем результаты пси­хологического тестирования убедительно показывают, что практически любая этническая группа имеет в своем составе индивидов разных характеров и темпераментов, не говоря уже о типах личности (51). А то, что представители отдель­ных этносов действительно чаще других проявляют какие-то определенные эмоции, зависит отнюдь не от генетики, а от характера воспитания: в каждом конкретном этносе одни эмоции можно и даже следует проявлять, другие же, на­против, требуется тщательно подавлять.

В результате представители какого-то определенного эт­носа «привыкают» к тому, что быть, скажем, вспыльчивы­ми — плохо, а сдержанными и рассудительными — хорошо (прибалтийские этносы) или,напротив, что настоящий муж­чина должен реагировать на несправедливость непосредст­венно и жестко, а всякое промедление или мягкость может быть расценена как трусость (кавказские этносы).

Таким образом, этническая принадлежность сама по себе порождает не те или иные эмоции, а лишь нормативные ситуации их проявления (43). Всемирную известность имеет, скажем, вежливость и даже изысканность японцев. Однако в обстановке, когда социальный контроль не действует, на­пример в ситуации давки в общественном транспорте, японцы (по наблюдению европейцев) ведут себя просто грубо. Это означает, что спорить о том, какой из двух типов поведения — вежливость или грубость — обусловлен «национальным харак­тером», просто бессмысленно. О степени влияния воспитания на так называемый национальный характер можно судить по фактам следующего порядка. Нейрофизиологами было уста­новлено, например, что у японцев левое («логическое») по­лушарие мозга, в отличие от других этносов, реагирует на музыку (39, с. 21). И дело здесь не столько в генетике, сколько в национальных культурных традициях, в ведущих ориентирах национального воспитания, которые заключаются в форми­ровании чувства соразмерности и красоты.

Обратный пример. Существует, как всем известно, язык жестов и телодвижений, более древний и универсальный, чем язык слов. Так вот, исследования показали, что непро­извольные жесты у всех народов и наций характеризуются значительным сходством. Например, способность глухих или слепых от рождения детей улыбаться проявляется без всякого обучения или подражания, что подтверждает гипотезу о том, что многие врожденные мышечные движения в разных куль­турах одинаковы. Другие ученые установили, что предста­вители пяти различных культур использовали одинаковые выражения лица при проявлении определенных эмоций, что позволило заключить — все эти жесты врожденные (29, с. 16). На этой общей основе каждый как бы «вышивает» свой индивидуальный узор,- сохраняя общий рисунок до такой степени однородным, что даже грудные младенцы хорошо его понимают. Так, «радость всегда выражается в жесте раскрытия, а печаль в жесте сжатия, гордость всегда поднимает голову, а смирение ее опускает» (43, с. 171).

Чувства и эмоции вообще имеют под собой общий древ­ний фундамент — общечеловеческие «типические чувства» людей любых наций и народов. Они, несомненно, лежат в фундаменте общечеловеческого «ядра культуры», составляют универсальную основу человеческого общения, позволяю­щую людям взаимодействовать вопреки любым региональ­ным, этнокультурным границам. Что же составляет содержа­ние ядра общечеловеческой культуры? В 1965 г. Д. Мердок выделил более шестидесяти входящих в него так называемых «культурных универсалий». К ним, по его мнению, отно­сятся спорт, нательные украшения, кооперированный труд, танцы, образование, похоронные ритуалы, обычай дарить подарки, гостеприимство, запрет кровосмесительных бра­ков, шутки, язык, религиозные обряды, сексуальные огра­ничения, изготовление орудий труда, попытки управлять погодой и т. д.

Почему культурные универсалии действительно сущест­вуют? Некоторые антропологи считают, что многие универ­сальные элементы культуры имеют биологическую природу. По мнению С. Клакхона, биологически обусловленными реалиями являются разделение двух полов, беспомощность младенцев, потребность в пище, тепле и сексе, наличие людей разного возраста и жизненного опыта. Эти реалии провоцируют определенные всеобщие проблемы, требую­щие, правда, решения исключительно на основе традиций соответствующей культуры.

С. Клакхон полагает, что некоторые ценности и образы мышления также являются универсальными. В каждом об­ществе, утверждает он, запрещены убийства и лжесвиде­тельства и нигде не одобряются человеческие страдания.

И только на основе этого общего ядра культуры возни­кают этнические различия. Каждый человек нуждается в пище, сексе и тепле, но люди разных этносов едят, зани-маются сексом и одеваются не только с целью удовлетво­рения потребностей чисто биологических. Человек может устроить званый обед, чтобы «обмыть» новую обстановку, добиться расположения начальника или увидеть у себя в доме приятных ему людей либо по другим, более сложным, чем первичные потребности, причинам. Более того, удов­летворение так называемых базовых потребностей, являются ли они биологическими, психологическими или социаль­ными, опосредовано этническими ценностями и нормами, иногда не имеющими ничего общего с этими потребностями (34, с. 45-46).

Так или иначе, во всех уголках планеты, в иногда очень различающихся формах поведения различных этнических групп исследователи постоянно обнаруживают много обще­го. «Странные обычаи,— делает вывод Т. Шибутани,— ока­зываются только масками, и выясняется, что во многих отношениях все люди похожи независимо от их культурного наследия» (43, с. 321).

Кстати, сходство психологической основы человечества во многом объясняет то загадочное, на первый взгляд, об­стоятельство, что в сказках, мифах, легендах, песнях самых разных народов мира, несмотря на различие языков, обы­чаев и религий, обнаруживается значительное сходство сю­жетов; что переживания разных индивидов часто дублиру­ются, а алгоритмы их действий хорошо понятны большин­ству людей других этносов.

Все эти факты и обстоятельства обусловили у части уче­ных полное отрицание феномена национального характера как такового. «Так называемый национальный характер,— писал Л. Н. Гумилев,— миф, ибо для каждой новой эпохи он будет другим...» (13, с. 358). «Национальный характер,— считает Т. Шибутани,— несмотря на наукообразные формы его изучения, во многом подобен респектабельному этни­ческому стереотипу, приемлемому прежде всего для тех, кто недостаточно близко знаком с народом, о котором идет речь» (43, с. 447).