|
| «Я как древние строители Иерусалима — Н.В. Кордашевский
|
Рукопись «С экспедицией Н.К. Рериха по Центральной Азии» принадлежит перу Николая Викторовича Кордашевского, одного из участников Трансгималайского путешествия 1927–28 гг. Она написана под псевдонимом «Н. Декроа» на основе авторских дневников ровно 70 лет назад по завершении экспедиции, известной теперь как Миссия Западных буддистов в Лхасу.
Эта рукопись обнаружилась недавно в архиве Музея Рериха в Нью-Йорке. Произошло такое знаменательное событие в тот самый момент, когда в Индии были найдены другие дневники, рассказывающие об этой же Центральноазиатской экспедиции, — рукописные тетради доктора К.Н. Рябинина «Развенчанный Тибет» и начальника транспорта П.К. Портнягина «Современный Тибет». Все три источника, по странному стечению обстоятельств открытые почти одновременно, освещали совершенно неизвестные в научном мире факты, которые касались загадочной Миссии в Тибет буддистов-европейцев. Цель этой Миссии состояла в том, чтобы договориться с Далай-ламой XIII об утверждении параллельной ветви Западных буддистов и об основании независимой буддийской столицы в Сибири, а может быть, и об избрании еще одного Далай-ламы.
*
* *
|
|
|
|
Об авторе дневника полковнике Н.В. Кордашевском сегодня почти ничего не известно. В нашем распоряжении имеется очень немногое, только его предэкспедиционные письма к Н.К. Рериху и З.Г. Фосдик (Лихтман), сотруднице нью-йоркского Музея. И еще несколько других источников.
Кордашевский пришел к Рерихам в Париже в августе 1923-го. Он сказал Николаю Константиновичу, что «упорно искал его». В то время полковник временно проживал во Франции и обучался оккультным наукам, слушал курс лекций в Институте Гурджиева, в парижском пригороде Фонтенбло. Кордашевский жаждал найти путь знания и избрал Рериха своим земным Учителем. Он был принят как новый сотрудник. И ему были даны: знак — Священный Плат, и духовное имя Чахембула, а позже — кольцо Аллал-Минга.
После одной из августовских встреч жена Н.К. Рериха, Елена Ивановна, записала в свой дневник: «Чахембула, воин слушай, ты дошел до Источника, руку протяни натянуть лук во Имя Мое. Теперь прими знак Мой и отойди в лес ожиданий» (25.8.1923). Это был напутственный указ полковнику Кордашевскому, который в кругу Рерихов нашел, наконец, то, что давно искал — близость к духовному источнику. «Наши сношения, — писал он в первом по отъезде из Парижа письме Рериху, — были звеном, которое связывало меня с Духовным Центром» (2.10.1923).
*
* *
Было самое первое письмо Кордашевского. Прямо из Парижа в Париж. В послании к Рериху — слова благодарности, в которых слышится клич воина. Слова о воинском долге, они так же естественны, как доспехи ратника.
«Дорогой Николай Константинович, уезжая, заочно хочу еще раз проститься с Вами. Я ухожу счастливый тем, что Учителю угодно было призвать меня. Ухожу, полный веры в духовную близость к Вам и к моим неведомым братьям, с которыми также создалась у меня незримая и неразрывная связь. Не знаю, за что дано всё это мне, ибо по делам и духовной слабости моим — не мог я быть отмечен. Но я постараюсь выполнить свой долг. Долг воина — возложенный на меня свыше. Жалею, что общение с Вами было так коротко, но надеюсь, что настанет время, когда оно возобновится... Душевно Ваш, Н. Кордашевский» (30.8.1923).
Так начиналась переписка с Рерихом. Это залог будущих тибетских странствий.
*
* *
Н.В. Кордашевский, Н. Декроа, Чахембула — три разных имени, принадлежащие одному человеку. Полковник Кордашевский — начальник каравана, возглавлял вооруженную охрану экспедиции Рериха в Тибет. Н. Декроа известен как автор газетных заметок в русской эмигрантской прессе и автор публикуемой рукописи «С экспедицией Н.К. Рериха по Центральной Азии». Наконец, Чахембула — духовное имя, извлеченное из глубин прошлого. Темник при войске Тамерлана, начальник 10 тысяч воинов.
Есть сведение еще об одном имени Кордашевского. «Сайтумен. Египетский жрец. Наблюдатель движения звезд для определения часов богослужений. Подстрекаемый женщиной, проник в тайны Храма, для него закрытые. Казнен за это через утопление» (16.11.1923). Возможно, имя это идет от писательского таланта. Кордашевский — автор мистического романа. Первые главы написаны им в 1924 году и сданы в печать. Предполагалось опубликовать его в одном из русских журналов в Берлине.
*
* *
Н.В. Кордашевский — литовский помещик, отставной военный. Обосновался в деревне, недалеко от Ковно — жилище, старый родительский замок, и куча родственников. И в то же время, духовно, человек совершенно одинокий в Литве.
Письмо из провинции: «Чувствую себя чем-то вроде опального генерал-аншефа Екатерининских времен, "отъехавшего" в вотчины. Привычка к большой деятельности, путешествиям, впечатлениям — плохо вяжется с моим настоящим. Черные поля, лужи с плескающимися утками и желтые уборы деревьев. Сегодня как завтра... Не огонь это "передовых позиций духовной войны". Нечто вроде похорон духа по третьему разряду... карикатурная нирвана. Иногда поездки в город с суетней и микроскопическими делами и... опять деревня» (5.10.1923).
Вспоминались другие времена. В Первую мировую полковник Кордашевский воевал за отечество. Как офицер связи был направлен в Британскую армию. Жизнь бросала в Персию, Месопотамию и даже в Индию. Потом сражался с большевиками в Сибири. Год за годом — напряжение боя, дающее ощущение настоящей полноты чувств, всегда на пределе человеческих возможностей. Наконец, эмиграция на Дальнем Востоке. В 1919 году скитался по Монголии и Китаю. Это поворотный пункт в судьбе Кордашевского. В Пекине, будучи эмигрантом, жил в Русской православной миссии. «Он стал мистиком и считался своего рода чудаком» — так в своих анналах означила полковника английская разведка.
*
* *
Кочевая жизнь на Востоке не прошла даром. Кровавая бессмыслица гражданской войны не могла не сказаться на мировоззрении. У Кордашевского пробуждается жажда духовного поиска. Стремление найти истину, пусть даже облеченную в малопонятную буддийскую обрядность. Он всматривается в этот религиозный мир, что называется, не слезая с седла. И ламство за почтение к Будде выказывает ему расположение.
В Монголии Кордашевский встретился с Хутухтой, высоким буддийским священником (третье лицо в ламской иерархии после Далай-ламы и Панчен-ламы). Получил от него охранную грамоту и ценную танку с изображением Зеленой Тары. Знак возвращения на просторы Азии.
Дружеская связь с монгольским Владыкой явилась событием неординарным даже в глазах Рериха. После встречи с Кордашевским, Николай Константинович неоднократно напоминал полковнику: «Берегите бумагу от Хутухты» (7.5.1924). Эта грамота Хутухты становится как бы пропуском Чахембуле в будущую экспедицию по Монголии и Тибету.
*
* *
Встреча с Рерихом — ступень к Учению Живой Этики. В деревенской глуши начались опыты духовной брани. Несколько книг по оккультным наукам — весь запас пищи для мысли. Романы Крыжановской «Эликсир жизни», «Маги», «На другой планете». Лучшая из книг — «Листы Сада Мории» — призыв, первая весть. В ней даются указания для ищущих Путь. Это гимн красоте, уложенный в краткие формулы житейской мудрости. Кордашевский следует тропой Прекрасного. Слово о красоте, родившееся в затворе одиночества:
«У меня очень много энергии, и я готов на большие подвиги. Двигающая сила — это красота. Красота подвига, красота работы, красота достижений». «Вы знаете, — писал он Рериху, — почему я так любил военную службу. В ней масса красоты. Вот музыка барабанного боя. Казалось бы, просто треск... Но когда подумаешь, что под этот треск, казалось бы бессмысленный, много веков тысячи шли по воле одного на смерть, повинуясь этой воле, — треск барабанов приобретает величавую и мрачную красоту» (5.10.1923).
*
* *
Жизнь в деревне располагает к тому, чтобы возобновить некогда начатые медитации. Явления и мысли — знаки пробуждающихся сил. Малиновый Плат, данный Рерихом, с изображением чаши, змия и трех кругов. Над ним часто видны вспышки света — ярко сверкающие звезды голубоватых, синих и белых тонов. Странные слова, странные фразы, в которых трудно разобраться. И все же, это может быть просто мысли, так волнующие Чахембулу, второе, скрытое «я» полковника Кордашевского. Вот образцы.
«Аллал-Минг... Зови Его... душой с Ним слейся. Бури земные пройдешь под Его щитом. Горе нарушившим закон любви. Возмездие горько. Скоро в путь. Неожиданно придет приказ. Дерзай, дерзай, Христос с тобой». «Держись братьев, найдешь силу в них. Перед тобой широкие задачи во славу дома Моего. Скорее, чем ты думаешь. Уже гонцы Мои несут тебе приказ готовым быть. Дерзай... Довольно» (5.10.1923).
*
* *
Отношения Чахембулы с наставником особенные. Рерих не просто руководитель и сотрудник, он, подобно Куинджи, Учитель жизни. Со своими учениками — в постоянной мысленной связи. Каждые две недели письмо. Дает задания и советы. Предостерегает от магических формул. Шлет слова для ежедневных вечерних медитаций. На декабрь: «Храм». На январь: «Дерево». На февраль: «Лик». На март: «Измерение». На апрель: «Ковка меча». На май: «Мужественно». Всё самое главное совершается над Священным Платом. Практическая школа Живой Этики.
В письмах Чахембулы всегда замечается необычное. Полковник часто говорит о служении человечеству и об Учителе Аллал-Минге... Вопрос об Учителях трудно обойти стороной. Это именно та основа, на которой изначально строились отношения между Рерихом и Кордашевским. Поверх земного учителя есть другой, Высший Руководитель, с которым в 1920-ом Рерихи встретились в Лондоне. Учитель Аллал-Минг — живая во плоти личность. Он также руководит Чахембулой.
*
* *
На жительство в Литве Чахембула получил указ: «Ищите новых». Суть поручения состояла в том, чтобы привлечь семь сотрудников к делу Учителя, а те, в свою очередь, должны привлечь еще семерых. Начался поиск «новых», знакомых с Живой Этикой. Кордашевский занят распространением тиража книги «Листы Сада Мории», выпущенной Рерихами во Франции. Книга находит своего читателя и притягивает к Чахембуле интересных людей.
«При крушениях и неудачах личной жизни — наступил новый период — новые подошли. Совершенно случайно натолкнулся я на целую группу объединенных и частью подготовленных людей. Женщина, стоящая во главе их, заслуживает особого внимания. Учительница гимназии и, в то же время, египтолог. Уголок ее комнаты весь в древних изображениях и посвящен Аменхотепу III. Тип лица ее... скорее нубийский и очень похожий на изображение матери Фараона. Являясь почитательницей Аменхотепа, она, кажется, еще не отдает себе отчета, почему это происходит. Но ясно, что душа ее принадлежит скорее Древнему Египту, нежели нашему времени... По интуиции и руководимая кем-то незримым — она совершает древние египетские служения... Она также знакома и с учениями Востока»(5.3.1924).
Психологическая характеристика руководительницы группы дает некоторое представление о той атмосфере, в которую окунулся Кордашевский. Он сам проявляет усердие в области знания — создает «Религиозно-Философский кружок» и популяризирует Учение Живой Этики. Еженедельно, каждый вторник — чтение лекций. Кружок Чахембулы занят теорией сравнительного изучения религий.
*
* *
Кордашевский включается в работу организаций Музея Рериха. Под руководством В.А. Шибаева в Риге начинает действовать «Мировая Служба», одно из семи оформленных учреждений Учителя. Помимо Шибаева и Кордашевского в латвийский центр приходят В.А. Руманов, Ф.Д. Лукин и другие сотрудники. «Мировая Служба» — ядро коммерческой деятельности. Основная сфера приложения это чайное дело, производство табака, издание книг.
Кордашевский разворачивает кампанию по продаже чая. Ведет переговоры с правительством Литвы. Планирует развить чайное дело и «перебросить его на Эстонию, Латвию, может быть, Финляндию и завершить круг Россией по уходе большевиков» (11.7.1924). Святослав Рерих — представитель по чаю в Сиккиме. Налаживает торговые связи с Дарджилингом. В имении Кордашевского засевается пробный участок табака. Летом 1924-го собирают первый урожай, и на будущий год готовится плантация в один гектар. Масштабы деятельности начинают увеличиваться.
Немалое внимание уделено книжному делу. «Наблюдаю лихорадочный интерес к эзотерической книге, — писал Чахембула в Индию. — Здесь доходят до того, что переписывают друг у друга случайные книги по духовным и оккультным вопросам» (11.7.1924). Действительно, во всей Прибалтике скопилось множество эмигрантов, а книги на русском языке отсутствовали. Лучшие издательства в Петербурге, Москве и Калуге были разгромлены. Снова требовалось издательство, которое перепечатало бы старые книги и занялось бы новыми переводами. «Необходимы книги, открывающие эзотерическую сторону религий, через которые была бы видна связь религиозных учений в глубину веков и единство принципов, существующих в настоящее время» (11.7.1924).
«Мировая Служба» занята распространением книг. С большим успехом идут «Адамант» и «Пути Благословения» Н.К. Рериха. Также книги сибирского писателя Г.Д. Гребенщикова, лучшая из которых «Былина о Микуле Буяновиче».
*
* *
Круг друзей и сотрудников ширится. Кордашевский называет их братьями и сестрами. Яруя, Радна, Логван, Тарухан, Удрая... За этими именами скрыты вполне реальные люди — В.А. Шибаев, З.Г. Лихтман, Л. Хорш, Г.Д. Гребенщиков, Ю.Н. Рерих. Всех объединяет порыв в будущее, стремление вместе служить человечеству. Целая отдельная страница духовного подвижничества.
Переписку круга единомышленников еще только предстоит собрать воедино. Выводы и открытия будут неожиданные. Одно из таких на удачу сохранившихся посланий — редкий случай неугасимого товарищества. Касание двух личностей, двух психологий. Письмо писателя Гребенщикова к полковнику Кордашевскому:
«Дорогой брат Чахембула! Еще недели за две до получения Вашего письма — я слышал стук родного сердца. Только несовершенство дисциплины мне помешало написать Вам. Но был порыв. Душа открылась к Вам. Угадала брата.
Большую радость принесли мне суровые слова Вашего письма. Почуялось бряцание меча ангела гневного, столь знакомого нам по Его полотнам. Почуялись суровые северные подвижники-монахи, и скиты в снегах, и воины облачные, несущиеся после боя в ночи и на бой поутру.
Да, облик Ваш мне люб. И под нахмуренной щетиною бровей вижу свет очей, любовью озаренных. Ибо во имя чего же меч свой поднимает воин? Не охраняет ли он входы в святая святых, где безмолвствует гроза всем грозам — Радость Любви Вселенской? Не исполняет ли он Силу Блага?
О себе могу сказать пока немного. Каждый несет новые познания о том, как мало еще знает о Его красотах. Но от сознания Его величия и от радости посильного Ему служения — вырастает жажда труда. Ибо так мало сделано и так много ждет еще работы упоительной.
Вот Вы — такая новая эпическая страница Его эпоса. Радуюсь обретению Вас, хочу Вас ближе знать и люблю земное Ваше, ибо и земное все божественно, земное — есть вещественное доказательство Его космических созданий. Да будут благословенны земные воплощения Его великих воинов — Архистратигов и Учителей.
Именем Святого Сергия из Радонеги — шлю Вам эти мои первые братские слова, слова человеческие. Именем великого Вождя нашего и Учителя во плоти сущего Аллал-Минга — братски обнимаю Вас. Чуете ли, какое совершается таинство нашего сближения духовного? И не чуете ли, как в единении со всеми братьями растут силы наши, для земных битв необходимые? Растет радость от сознания, что мы не одни, но с нами рядом идут к свету лучшие Его избранники.
Вам, никогда не ведомый ранее и не виденный мною брат мой, говорю: препояшемся мечами, но в бой пойдем под знаменем Любви и для Ее вселенского владычества. Отныне с Вами навсегда, Тарухан» (24.9.1924).
*
* *
Чахембулу ведут вперед. День за днем новые переживания и душевные взлеты. Иногда является беспричинная радость. Жажда молитвы и желание искать Бога. Иногда сильный свет и яркие видения. Одна картина сменяет другую. Шествие православных монахинь или женщины в античных костюмах... Вожди, закованные в железо, грохот битв, изорванные полотнища старых знамен... или священники, совершающие таинства, окруженные паствой видимой и невидимой... Прошлое поднимается из неведомых глубин, или образы настоящего, мечты одинокого искателя. Духовные опыты Чахембулы.
«Перед сознанием... перед душевными очами развертывается мировая жизнь. Я начинаю фактически уже жить в ней, а не в той узкой клетке, которая отделена от Всего стенами рождения и смерти земного воплощения. Мысль облетает громадность мироздания, даже несмотря на те малые знания, которые у меня есть. Мысль проникает в прошлое Манвантары, прозревает будущее. Всё, прошлое, будущее и настоящее, соединяется в одно... скользящее по поверхности океанов бесконечности...» (14.7.1924).
«Планета становится точно булавочная головка — а волны вечности и бесконечного заливают своим сверкающим светом то пространство, которое так недавно было в сознании занято громадами тверди земной... Если Солнечная система пылинка — то я на ней как настоящая пылинка. Но, кроме того, я и дитя Божие. Бесконечно великий и бесконечно малый в одно и то же время. Капля, которая думает о блаженстве слияния с Божеством в Божестве... искра, вернувшаяся во всеобъемлющее, бесконечное Пламя» (20.7.1924).
*
* *
Дух Чахембулы колеблется и не может еще осознать всей важности данного ему поручения. Много подходит людей, много встреч. И на всякую встречу он смотрит как на «посланную» возможность найти личное счастье. В свои 45 лет полковник Кордашевский стремится устроить семейную жизнь. Он еще не женат и хочет найти себе верную спутницу.
Первая невеста пришлась по душе, но противодействие ее родителей расстроило все планы. Вторая — баронесса Ольга Александровна Рауш фон Траубенберг. Однако и здесь Кордашевский оказался на распутье. Он получил предложение ехать в Индию, в «страну Аллал-Минга». На суперфосфатном заводе владельцу требовался компаньон и помощник управляющего. Непременное условие — быть холостым.
Полоса неудач становится для полковника избавлением от несчастий. По крайней мере, именно так расценил Рерих: «Чахембула был только что трижды спасен. От двух ужасных женитьб и от гибели на английской службе в Индии. Но все три дара ему показались ударами» (10.7.1924). Не прошло и семи месяцев как началась эта брачная эпопея. Третья женитьба тоже расстроилась. Невеста оказалась больна чахоткой. Четвертая...
*
* *
«Теперь я чувствую себя учеником» (31.8.1924). Все интересы Чахембулы переводятся в область духа. В ту сферу бессознательного, или наоборот, самого что ни на есть сознательного, где кипит настоящая жизнь. Приходит глубокое спокойствие. Душа внемлет и осязает грядущее. Оно так велико, что никакие эмоции и сиюминутные чувства не вяжутся с ним. Чахембула сравнивает себя с громадой «Египетского Храма» во всей ее строгости. Ищет общения через Плат. Мысли, мысли и переживания...
«Есть у меня и странная мысль, — пишет он Николаю Константиновичу. — Как будто я должен получить из Ваших стран меч. Археологическую редкость, саблю, принадлежавшую темнику Знамени Большого Коня» (7.4.1924). Что же за причудливое желание?! Мысль, о которой никогда не скажешь, есть ли это интуиция или игра воображения. Рерих пишет в ответном письме из Индии: «Мысль о мече нам нравится, и если будет Указ, то и меч явится. Для Темника будет почетная работа...» (7.5.1924).
*
* *
В обыденности нахлынула волна бездействия. Отступили мысли о будущем, о красоте и грандиозности. Не удалось погрузиться по-настоящему в коммерцию, сельское хозяйство. Литературные пробы или какие-нибудь науки. «Одно время выдумал я себе занятие — египтологию. Но бросил. С одной стороны, изучать мертвое — нет пользы. С другой — по источникам официальной науки, в которой все ложно, — противно. Великая египетская религия трактуется просто как поклонение Светилам. А я знаю, что это ложь» (15.5.1924). Каббала и учения Египта навсегда так и остались для Кордашевского только близкими воспоминаниями.
Зато нашлось другое дело. Ближе близкого оказалась кинематография. Ему неожиданно предложили участвовать в издании книги по истории костюма. Это издание осуществлялось по заказу «Общества кинофильмов», которое затевало масштабную постановку фильма из эпохи нашествия Батыя. «Мне ужасно хочется принять участие в разработке костюмов, сочетания красоты восточных одеяний с требованиями той техники войны, которая была в те времена. Все эти шлемы, мечи, кольчуги, седла. Каждый предмет — археология, которую я так люблю. В такой работе я буду себя чувствовать, как рыба в воде» (22.1.1925).
Коммерция оказалась для Чахембулы заработком, археология — страстью, кинематография — служением. Надо было подготавливаться к художественной работе. Чтение литературы, посвященной Востоку, изучение быта народов Азии крепко связывает его с Монголией...
*
* *
Одно время, еще до Первой мировой войны, Кордашевский работал инженером на промышленном предприятии. Возглавлял целый отдел. В 1924-ом в Ковно он учредил Технический кооператив «Инженериус», объединивший в одну мощную организацию всех находящихся в Литве инженеров. Создалось положение, в силу которого ни одна техническая работа в стране не могла быть выполнена помимо этой организации. Своего рода товарищество экспертов.
Весной 1925 года Технический кооператив стал представительством «Мировой Службы», уже приобретшей к тому моменту статус транспортно-экспедиционной конторы. На деле, наряду с внутренними и международными перевозками, «Инженериус» занялся подготовкой транспортных средств для экспедиции в Центральную Азию. Для этих целей в марте 1925-го Рерихом было произведено вложение капитала. (Кордашевский вел переписку по денежному вопросу с главным финансистом рериховских учреждений в Америке господином Л. Хоршем). А 1-го апреля экспедиционный караван Рериха находился уже в пути, на озерах Кашмира. Начался первый этап Трансгималайского путешествия (1925-26), окончившийся длительной стоянкой в Урге, столице Монголии, перед решительным броском в Тибет.
Деятельность по инженерии оказалась для Чахембулы на пределе физических сил. Для предприятия надо было организовать контингент служащих. Кроме того, непрерывное сидение в министерской библиотеке. Чтение новых изданий и журналов на многих иностранных языках. Сначала по своей узкой специальности, затем — по технике всего дела. Трудная работа Темника.
*
* *
Чахембула пишет новую повесть. Работа не всегда спорится. Это его единственная нужда и боль. Не то что счастье творчества, просто удовольствие работать — завоевывается с трудом. Нужно научиться новому и усовершенствовать старое. Но что-то все-таки стоит между ним и радостью бытия. Несмотря на это, Чахембула несет свои дневные труды.
«Очень много работаю над окончанием своей повести. Ничем больше не интересуюсь. Ушел с головой в XIII век. Сейчас пишу удивительно красивое место по психологии... Ордынец Темник начинает понимать свою деятельность в будущем. Он должен будет сделать все самостоятельно, и только в знак начала деятельности Темника — ему Ханом будет прислана сабля.
И вот, в этой главе я посвящаю почти всё — мечтам Темника. Он не только воин. Он не только думает о битвах, наоборот, он мечтает и о мирной деятельности. О постройке городов, о проведении дорог, укреплении границ необозримых территорий владения великого Хана. Он много беседует со своим братом об Аллал-Минге, о его прошлом и миссии в грядущем — тогда их захватывает красота сказки, воплощенной в жизнь. Перед ними развертываются картины новых безбрежных горизонтов. Захватывает дух от надвигающихся возможностей... Всё так грандиозно. Красота, рождающаяся в духе, любви ко всему и в творчестве. Новые вехи проходят на пути, дотоле не появлявшиеся... Вот приблизительно содержание главы» (22.6.1925).
*
* *
С Гималаев получена весть: «Придется стать перед ликом пустынь...» Это был призыв на просторы Азии. Рерих писал своему сотруднику в Риге Шибаеву, что в 1927 году Чахембуле предстоит «коня седлать». Полунамек, полуприглашение участвовать в Тибетской экспедиции.
Впереди еще почти три года до событий в Тибете, до зимнего стояния в летних палатках при минус 60° С на высокогорном плато Чантанг. А пока на литовской окраине — штудии будущих странствий. Полковник изучает монгольский язык, вталкивает с остервенением гортанные слова в хранилища памяти. Рерих подбадривает, напутствует. Он дает совет «прислушиваться» к воинским нововведениям, подумать, как «практичнее вводить в частях истинное просвещение». Спрашивает Чахембулу, не разучился ли он сидеть в седле... «Об езде — увы, лошадей нет, и я лишен удовольствия. Хотя тот, кто умеет, разучиться не может» (24.8.1924).
*
**
Еще один лик Чахембулы. Он работает над составлением биографий русских художников. Очень тяжело, но всё окупается, когда в руки попадают редкие документы. Что может быть более ценным для жизнеописаний, чем письма художников. Письма Врубеля, Прянишникова, Крамского...
Особенно ценны письма Верещагина. Крик души, долетающий то из купеческой Москвы, то с окраин мусульманского Востока. Шум военных баталий, красота минаретов, зной пустыни не могут заглушить этого крика. «Ужасно трудно пребывать в том одиночестве духовном, в котором я теперь нахожусь. Нет ни одной души, настолько близкой... чтобы получить помощь в достижении новых идей, а главное — указания... Я понимаю, что никаких указаний нельзя давать, но ученик сам должен использовать все возможности, поймать все случаи, имея лишь самую общую директиву. В этом его главная работа — самому найти, самому создать, самому творить и раствориться в красоте своей работы. Это экзамен — твори, руководясь началами учения» (1877; 12.6.1925).
Эта исповедь Верещагина выбрана Чахембулой не случайно. Она в точности отражает его собственную душевную муку. Нравственные страдания каждого, кто встал на путь ученичества.
*
* *
И все-таки «меч Чахембулы» был найден. Это произошло в Кашмире. Давно обещанные добрые вести. Некогда орды великих монголов перешагнули порог Гималаев на пути в Индию. Здесь и был потерян в сражении меч...
А может быть, всё случилось еще до походов Тимура, и его держал в руках конник из отряда царя Таксилы. Он сопровождал Аполлония Тианского на границу снегов. Или им владел другой воин — из окружения Аллал-Минга, предводителя, казненного на горе Сулейман Тахт. Много неизвестностей и догадок. Неизвестно даже, был ли это действительно меч или легкая афганская сабля... Неизвестна дальнейшая, будущая судьба этого воинского доспеха. Известно одно, куплен он был Юрием Рерихом в Шринагаре. Послан полковнику Кордашевскому в Литву. Николай Константинович писал из Кашмира:
«Родные Яруя и Чахембула, вот и все мечтания Темника исполнились. За день до его письма послано: меч, кольцо, эскиз к картине "Сергий Строитель" и монгольская грамматика. Сделайте всю историю из этих посылок. Помните, как Сергий работал со зверями и медведь служил Ему. Теперь вы должны делать и твердо, и неустанно...» (25.7.1925).
Феерия даров из Шринагара, древнего «Города Солнца». Скрыть восторг было просто невозможно. Через пять дней Чахембула сообщал в Америку: «Весть радостная... мой меч. Пришла весть. Он скоро будет в моих руках. Это залог будущего. Это вещественный знак избрания. Запертый замком и цепью, будет висеть он над моей походной кроватью в ожидании того, когда будет сломан замок и разорвана цепь и... сверкнет сталь сабли. Всё это странно, красиво. Всё это начало сказки» (30.7.1925).
*
* *
Осенью 1926 года, в памятный день 17 октября, пришло известие. Кордашевского официально пригласили участвовать в Тибетской экспедиции. Известие такого масштаба трудно было охватить обычным кругозором. «Самая чудесная и невозможная с обывательской точки зрения мечта моей молодости, — писал Чахембула, — начинает сбываться как в сказке» (17.11.1926).
Сразу же предпринимаются первые шаги к подготовке экспедиции. Кордашевскому поручено приобрести карты Тибета, проложить часть маршрута самостоятельно. На выбор два пути — северный или южный. Путь Пржевальского или Свена Гедина и Зальцмана. Встреча с караваном Рериха намечена на озере Кукунор летом 27-го. Южный маршрут идет через гущу китайских городов, северный — по малонаселенной окраине, через Шамо и Гоби. Первый несколько легче, зато «последний протекает под Знаком Монголии».
Сборы в путешествие как стихийное бедствие... Тысяча мелочей и дел. Всепожирающий огонь вещей, который грозит вырваться наружу. Выборочно: скорострельная винтовка, пистолет на седле, револьвер за пояс, нож охотничий, компас и планшетка, бинокль «Цейс», фонарь для свечей, конское снаряжение, топоры, лопаты, веревки, конский педометр, хлыст, палатка, 2 одеяла, куртка на меху, непромокаемый плащ, 2 пары брезентовых сапог, 12 пар чулок, 12 воротников, 3 пижамы, спальный мешок, зажигательное стекло, огниво, вертел, набор для еды, бутылка спирта, таган для варки белья, мыло бельевое, бочонок для воды, гвоздичное масло, порошок от насекомых, свечи, очки против солнца, подарки для туземцев и, конечно, сабля Чахембулы.
*
* *
До начала экспедиции еще есть время. Полковник Кордашевский изучает научную литературу — монографию Гедина «Азия и Тибет» и книги Рокхиля «Страна лам», «Заметки о поездке через Монголию и Тибет в 1891–92». Дает себе мысли для подъемов. Всё, что впереди — велико, необычно и сказочно. Душой живет в будущем, которое интересует его все больше и больше. Больше, нежели личное, потому что всякое путешествие это повод для интенсивной внутренней работы. Настоящая «лаборатория духа».
Чахембула ведет дневник. Накопилась целая тетрадь, нечто вроде записок Паскаля. На страницах тетради — смена мыслей, озарения, льющиеся в сознание. Они напоминают кадры кино на полотняной длинной простыне. Дневниковая запись от 13 декабря 1926: «В лесу. Сильный порыв, вероятно, Услышанный — это чувствовалось в силе обращения — помочь подойти ко второму рождению. Сидел и читал у себя около 8 час. вечера. За день были голубые образования. Вдруг над головой, несколько впереди, что-то проплыло в воздухе слева направо» (16.12.1926).
Чахембуле вспоминается Преподобный Серафим, который несколько лет своей молитвенной жизни провел в лесу. Встречая на лесной тропе людей, он падал на лицо и лежал, не поднимая головы, пока они не проходили. «Как я Его понимаю. Конечно, у него всё было сильнее безмерно, но что-то общее в ощущениях есть. И работа очевидно Дана близкая» (16.10.1926).
*
* *
Год 1926-й стал определяющим. Прошло трехлетие после встречи с Рерихами. В сентябре Кордашевский по-настоящему приблизился к Учению, начал понимать его внутренний смысл. Первую книгу «Листов» он читает так много, что она от «употребления» совсем распухла. «Учение я, вероятно, прочел раз 50 и каждый раз нахожу новое», — сообщал Чахембула в письме к Шибаеву (24.10.1926).
Его рижский корреспондент неустанно направляет собрата на путь истинный. Пишет письма в Ковно и посылает книги, среди которых особенно популярный в эмиграции Бердяев. Полковник Кордашевский шлет в ответ благодарственные послания. «Ужасно я рад, что могу читать Бердяева, — надо только заменить понятие Христианства — понятием Единой Религии, которая будет принесена в мир Учителем» (24.10.1926).
Всё направлено на Учение. Можно хорошо понимать философские положения — это одно. Но свет Учения, внутреннее сияние мудрости приходит в простоте и чистоте жизни. Чахембуле ясно, что он начинает подходить к настоящей работе ученика. Надо еще что-то сжечь в себе, что-то исправить и осознать. «На какие высоты поднимешься, в какие бездны заглянешь... и растворяется маленькое "я" в преддверии погружения в миры Света и сотворчества с Великими Силами» (17.2.1927).
*
* *
Четвертая невеста Кордашевского — Евгения Георгиевна Вебес — близкая душа. Молодая, возвышенная, образованная. Свободно владеет тремя европейскими языками — английским, французским и немецким. Состоит на службе в коммерческой фирме. Она — последняя надежда Чахембулы. Чувства, и увлечения вспыхивают как солома...
Трагическая развязка неизбежна. Невеста больна раком. Но благодаря ей Кордашевский узнал чистую, святую любовь, которой никогда не ведал. Первую и последнюю любовь... Он сознательно избирает путь отречения, монашескую стезю. «Всё тонет в стремлении от земли, в ожидании своей миссии в монашестве» (7.1.1927).
Полковник с головой погружается в дела экспедиции. Время идет как-то удивительно быстро и приближает к указанным срокам. «С нетерпением жду момента, когда с каждым поворотом пароходного колеса — я начну удаляться отсюда навстречу Новому Миру...» (16.12.1926). Момент этот с неизбежностью наступил.
*
* *
Указы, данные Чахембуле.
«Можно русское дело понять, усвоив облик Сергия. Умей понять Строителя, бесстрашно идущего по всем путям. Там, где невозможность, там страх. Страх во всякой форме неприличен. Кольцо Мое знак истинного мужества» (18.5.1925).
«Укажите Чахембуле, к чему природе противные чудеса? Вот чудо, когда можешь сесть на коня и с явленным мечом можешь защищать Общину мира. Так же просто начнется Новый Мир. Как зрелые плоды, собраны будут факты. Учение магнитов, конечно, не чудо, но явление закона притяжения. Не закрой явление духа, и меч послужит тебе восхождением эволюции. Яви непрестанную подвижность и готовность, калмыцкий воевода! Учись исполнять приказ. Могу дать радость лишь тому, кто принял Общину. Не в заклинаниях, не в курениях, но в жизни дня. Учитель может послать луч на помощь, но не будет сражаться, если меч явленный обернется в сторону друзей Общины. Меч свернется в бич молнии. Так скажите другим воинам» (16.11.1925).
«Передайте Чахембуле, Рита Ригден и Тамерлан обещали взять его с собой, когда пойдут на подвиг. Обещание исполнено, ибо нет большего подвига, чем настоящий. Теперь предоставлено Чахембуле озариться и следовать...» (27.9.1927).
*
* *
Полковник Кордашевский зимой 1927-го выехал из Риги на Берлин и Париж. После короткой остановки — на Геную. 7 марта он был уже около острова Крит. Путь лежал на Цейлон, затем долгое плаванье в Китай. Сменил несколько пароходов. В голове даже путались их названия: «Аливия», «Салабангка», «Вэй-Шунь»... Утомительное однообразие водной глади.
«А все-таки плохо здесь без моей пустыньки в лесу, без тишины и удаления от людей. На пароходе качает, вечный плеск волн и нет той благословенной Тишины... Думаю — всё это даст пустыня» (7.3.1927).
Из Тяньцзиня Кордашевский отправился в Пекин. Там предполагалась встреча с Юрием Рерихом. Был намечен план переговоров с Таши-ламой. Но не все планы осуществляются. В 20-х числах апреля, когда полковник прибыл в Пекин за паспортами, экспедиция Рериха уже вышла на маршрут. Ему предстояло самому снарядить небольшой караван. Официальная версия путешествия отличалась от настоящей. Для китайских властей его поездка связана с закупками овечьей и верблюжьей шерсти по границам Монголии для «Панкосмос Корпорейшэн».
Только в конце июля Кордашевский соединился с основным караваном, двигавшимся на Лхасу. «К вечеру 28-го прискакал Чахембула с мечом и кольцом», — записал в путевом дневнике Николай Константинович. Его прибытие ознаменовалось грозой и ливнем. В долину реки Шарагол, где стоял лагерь, хлынул горный поток. Вода сорвала палатки, унесла часть вещей.
Примечательно и другое событие. Накануне отъезда Кордашевского из Риги случился пожар у Шибаева. По непонятной причине сгорели присланные Рерихом тибетские танки. Яростное буйство стихий, разбуженное Чахембулой.
*
* *
Плацдармом для Тибетской экспедиции стала Монголия. Еще в ноябре 1924-го планировалась «чрезвычайная военная миссия» в Ургу во главе с Ю.Н. Рерихом. Полковник Кордашевский должен был войти в состав «Совета пяти» как военный эксперт. Монголии отводилась роль авангарда в будущем мировом переустройстве.
С самого начала 20-х годов у Н.К. Рериха зрели замыслы создания независимого Сибирского государства. Предполагалось, что территория Новой страны включит в себя Азиатскую Россию, Монголию, Тибет и Китайский Синьцзян. Юрий Рерих под именем ламы Ал-Нура отправится из Хотана в качестве посла на переговоры с Таши-ламой, находящимся в Пекине. Духовный глава Тибета являлся идеальной фигурой, чтобы возглавить войско, собранное на религиозной основе. Его отъезд из Тибета давал небывалый повод для выступления. Назревала священная война под знаменем буддизма. Политическая ситуация в Китае благоприятствовала такому развитию событий. Добровольческие батальоны должны были формироваться, помимо русских, из киргизов, бурят, казаков, татар и, конечно, монголов. Е.И. Рерих записала в своем дневнике еще летом 1921 года: «Родина получит скоро новое — орды Монголии» (29.6.1921).
Таков вкратце «Великий План». Согласно этому Плану именно Кордашевскому отводилось одно из центральных мест. Он — главнокомандующий действующих сил. «Доверенный Чахембула около Тибета. Надо вызвать демонов, ибо иначе нельзя поднять народ. Нужно устроить победу, ибо Монголия хочет видеть силу натиска Чахембулы на перевале Нагчу... На перевале сам Гуру поднимет изображение Владыки Бесстрашия и благословит воинов ударного полка» (7.7.1924). «Чахембула подымет знамя в Монголии. Гуру явится на пути, и Хутухта на соборе провозгласит начало новой кальпы. Много чудес...» (10.7.1924).
*
* *
В сентябре 1924-го полковнику Кордашевскому было послано из Сиккима «Слово к Монголам». Этот текст, записанный Рерихами, имел особое значение и предназначался для Монгольского правительства. Его намеревались передать руководителям страны Юрий Рерих и Кордашевский во время своей миссии.
Послание Махатмы в Монголию: «По вашей земле прошли великие вожди и посланные Благословенным. На вашей земле скрыты священные Бурханы и самая святая чаша ждет достойный срок. Молитвами святых Учителей сохранены места старых станов и не сравнены с землею основания священных монастырей. Молитвами заложены в земле металлы и соли. Кто подымет священную чашу и вложит в нее соль земли, тому дано сказать "Монголия, живи в богатстве!" От заката огни горят, поспешайте прославить Благословенное Учение. Луч мощи осветил становища ваши. Хутухта великой Монголии придет и упрочит наследие народа. Сказанное верно так же, как говорю из-за самой высокой горы» (19.9.1924).
«Слово к Монголам» стоит в одном ряду с другим важнейшим документом — Посланием Махатм советскому народу, которое в 1926 году было вручено в Москве Чичерину и Сталину. Возможно, оно тоже являлось историческим шансом для Монголии изменить свою будущую судьбу.
Лейтмотивом обоих посланий стала мысль о Мировой Общине, или Общине Общего Блага. Мировая Община — не просто еще одно улучшенное государственное устройство. Это новый принцип общинножития народов, соединяющий в себе идеи истинного коммунизма и учения Будды. Далай-ламство Рериха, так же как и его Буддийская Миссия в Лхасу, явились логическим шагом на пути глобальных социальных преобразований.
Не всё задуманное оправдалось. Великий, или Мировой План Рериха — явление, попавшее в один разряд с утопиями Кампанеллы и Мора. Однако, в отличие от прошлых теорий, нынешние идеи были изложены в виде стройного Учения. Впервые в целостном виде это Учение приведено в книге «Община», изданной в 1926 году в Урге. Здесь же, в Монголии, перед самым началом Тибетской экспедиции появилась и другая принципиально важная книга «Основы буддизма», которая написана Е.И. Рерих в тесном сотрудничестве с Учителями Востока. Несколько экземпляров книги были посланы уже вдогонку выступившему каравану.
*
* *
Буддийская Миссия в Лхасу вследствие неколебимого противостояния тибетских властей оказалась сорвана. Экспедиция Рериха была остановлена на подступах к Нагчу и провела 5 месяцев в ледяном плену. Маршрут каравана пришлось изменить. Через неприступные горные хребты, вдоль реки Брахмапутры направить его в Дарджилинг.
Далекое путешествие через всю Монголию и Тибет имело мировое значение. «Всемирный Союз Западных Буддистов» поручил Н.К. Рериху осуществить связь буддистов Запада с буддистами Востока. Для этого должна была состояться встреча широко почитаемого художника с Далай-ламой. Готовилось предложение о проведении реформы в Тибете и других странах распространения Махаяны. Суть этой реформы — очистить учение Будды. Часть Западных буддистов поддерживала Далай-ламу. «Тогда как другая часть буддистов Запада, — писал участник Тибетской экспедиции П.К. Портнягин в своем дневнике, — считала положение буддийского Учения на Востоке безнадежным в силу его вырождения в пустую обрядность и невежественный шаманизм» (25.4.1928).
Тибетские власти отказались принять посольство Всемирного Союза. Незамедлительно были выдвинуты ответные меры. 27 ноября 1927 года в Нью-Йорке состоялся Собор Западных буддистов. Образовался новый независимый центр буддийского Учения в Америке. Его главой, фактически Западным Далай-ламой, был избран Н.К. Рерих.
Сам по себе Мировой План вещь невероятная. Его осуществление зависело от решения Лхасского владыки и от жестких сроков, в которые это решение принималось. Можно только констатировать факт. Оценивать такое явление объективно невозможно. Никаких документов о проведении Собора Буддистов пока нет. После изменения Плана кардинально изменилась и судьба каждого члена Миссии. Кордашевскому пришлось оставить мечту о монгольских степях. Он получил другое «высокое поручение» на Западе.
*
* *
Незадолго до окончания путешествия Кордашевский сделал в дневнике запись о Жанне д'Арк. «Мы говорим о легенде, сложившейся около Жанны д'Арк, о той красоте, которая овеяла имя сожженной по инициативе сэра Джона Тальбота маленькой пастушки, водившей французские войска к победам. Отчасти должна она за этот романтический ореол английскому солдату, возведшему ее на костер...» (3.4.1928). Запись решительно не случайная. Похоже, в ней скрыта одна из пружин тибетских событий.
Все началось в Тибете. Е.И. Рерих рассказала красивую легенду о Жанне д'Арк. Полковник Кордашевский был потрясен, он плакал, как ребенок. В дни стояния на высотах Чантанга с ним случился душевный кризис. Он бессмысленно стрелял в воздух. Потом надолго затворился в своей палатке. Его тоже никто не беспокоил, только изредка заходил доктор Рябинин. Отныне Кордашевский посвящает себя французской героине. Он полностью поглощен литературной работой. Уже через месяц по окончании экспедиции завершена пьеса с индийским названием «Карма». В Америку он запрашивает прислать ему книги о Жанне д'Арк.
Кордашевский живет в мире Жанны. Сила перевоплощения огромна. Настолько огромна, что Кордашевский отождествляет себя с Тальботом, английским вельможей, который приезжал во Францию для заключения мира. Он — сэр Тальбот — виновник смерти Орлеанской Девы. Именно он повел Жанну д'Арк на костер.
Талант перевоплощения переносится на участников экспедиции. Все они — из когорты Жанниных покровителей. Ум Кордашевского как хроникальное кино. Елена Ивановна — жена дофина Франции Карла VII. Грозная и твердая Марго — говорившая сомневающимся королям: «Вы хотите потерять ваши троны!» Так она поддержала порыв Жанны. Даже отец Е.И. Рерих занял в этой истории свое место. Тесар, домовладелец из Руана. Его дома громоздятся на Соборной площади, у Старого рынка, где была сожжена Жанна д'Арк.
В Кордашевском борются два начала, два человека. Первый — искупитель, которому нужно загасить некогда разожженный им костер. Второй — гордец, злой гений, восхищенный смертью Орлеанской Девы. Он убежден, что без него не сложилось бы такой «красивой поэтической сказки».
Теперь все изменилось. Жанна д'Арк помогает Тальботу. Иногда она является как Сестра Ориола, иногда — в облике Зеленой Тары. Напутствует его, предупреждает о роке, гонит прочь духа зла. Ему адресованы ее слова: «Тальбот, ты в третий раз произнес свою губительную формулу. Ею ты проводил меня после первого допроса. Ее ты шепнул жене Хана и теперь ты ее повторил девочке, которая лицом похожа на Жанну д'Арк. У твоего друга Кулодея радость. Прими тяжелый труд искупления. Через пять лет снова можешь назвать Аллал-Минга Учителем, если донесешь крест и чашу. "Я первый предам тебя на костер", — сказал Тальбот Жанне д'Арк. Теперь запомни эти слова, чтобы очистить себя. Запомни и другие слова, которые сказал Тальбот женщине, — "Довольно простора около очага", — когда укорял меня за подвиг. Теперь пойми значение женщины за пределами очага. Теперь прими заслуженный крест и трудись! Теперь не давай радости Кулодею...» (29.11.1927).
*
* *
Экспедиция в Тибет явилась для Кордашевского тем подъемом на высоты, после которого обычно начинается спуск в долину. С Рерихами он простился навсегда. Покинул их и принял свою судьбу. Прямо из Бомбея отправился в Рим, чтобы возложить на себя «трудный подвиг священства».
В течение всего года, проведенного на Востоке, он несколько раз переменял свои желания. Перед ним рисовалась перспектива уйти на службу в непальскую армию или стать комендантом гималайского Города Знания, замысленного Рерихами в долине Кулу. В конце концов Кордашевский принял поручение совсем иного рода. Фантастическое по своему замыслу и невероятное по исполнению. В последнюю декаду июня 1928-го он встретился в Ватикане с кардиналом де Урбиньи, который возымел на Кордашевского «нерядовые виды в деле соединения Востока и Запада» (5.7.1928). В Италии как раз был учрежден «Новый Орден». Ему было предложено вернуться в Рим осенью того же года, чтобы принести монашеские обеты и получить посвящение в сан священника «восточного обряда». Не теряя времени, полковник отправился в Ригу. Там он встретился со своей возлюбленной. Кордашевский принимает решение отложить на год священство и уехать с Евгенией Георгиевной в Бельгию, жениться гражданским браком. Невеста с «жестоким лицом» Мессалины...
Доходили известия, что Кордашевский все-таки стал католическим монахом. Говорят, он исполнял свою священническую миссию в Тунисе и Египте. Читал проповеди и лекции по эзотерическому христианству. И при этом постоянно ждал осуществления Поручения. В 1934-ом по рекомендации иерусалимского Великого Муфтия хотел поступить на службу в правительство Ирака. Однако «багдадская комбинация» полностью провалилась. Кордашевский на некоторое время осел в Палестине. Его приютил православный архиепископ в монастырском скиту у Мамврийского Дуба. Он оказался загнанным жизнью в угол. От Рериха больше не получал ответов на свои многочисленные письма. Осенью 1934 года Кордашевский в отчаянии написал секретарю Французской Ассоциации друзей Музея Рериха Г.Г. Шкляверу. В этом исповедальном письме, копия которого с припиской «Совершенно секретно» была немедленно отправлена в Индию, говорилось: «Я увидел, что катастрофа близка... Еще пара месяцев, и со всех сторон станет передо мной вопрос о самом существовании... Не можете ли Вы использовать Ваши личные связи и найти мне какую-нибудь службу или занятие. Я отлично справился бы с работой по постановкам фильмов, особенно исторических, зная эпохи и костюмы. Инспектор в магазине, ночной портье в гостинице, санитар в заразном госпитале. Что угодно...» (26.9.1934). Так у Гроба Господня завершается история Чахембулы.
*
* *
Сохранился фрагмент одного из писем Кордашевского, которыми полковник забрасывал в середине 30-х своих бывших братьев и сестер. Он писал в Америку, вероятно, прослышав о новой Маньчжурской экспедиции Н.К. Рериха: «Если бы в 28-м году, когда в безумии потерял Кольцо и Меч и стоял у Врат, бросился вниз головой в пропасть, — я имел бы теперешний опыт... Умоляю мою Высокую Покровительницу великой Милости — вернуть мне работу в Служении и подвиг, которые были назначены мне. Позволить вернуть утраченное в трудной и ответственной работе. В красоте и сознании, для Кого работаю — поднимусь. И чем самоотверженнее и ответственнее она будет, тем радостнее исполню ее и дойду. Знаю теперь, что нет ничего достойнее, нежели труд во Имя Красоты» (10.5.1934). Однако все пути, и на Гималайские вершины, и в глубины Гоби были для Кордашевского отрезаны. Индия и Монголия безответно поглощали его послания.
Случайно или нет, но есть еще один след, оставленный полковником Кордашевским. Через три года после кричащих иерусалимских писем он написал Руманову. Делился своими воспоминаниями о Тибетской экспедиции. «Как путешественника имя Н.К. Рериха возможно сочетать с именем Марко Поло. Думается, что наступит время, когда открытия Н.К. в Трансгималаях будут носить его имя. Эпопея похода Н.К. Рериха через Тибет величественна. В ней он показал себя путешественником громадного опыта, и лишь благодаря его крупным дипломатическим дарованиям, военному таланту и той энергии, которой он поддерживал в тяжелый час дух участников экспедиции, — она не погибла...» (1937). Это только краткий фрагмент пространных мыслей о своем Учителе. Возможно, отголосок написанной им «Особой биографии Н.К. Рериха». Полковник Кордашевский завершил ее после экспедиции одновременно с другой работой — «Ашрамы Махатм».
Действительно, история Чахембулы обрывается так же неожиданно, как и началась. История, полная многоликости, драматизма и волнующей неизвестности. Вопреки надеждам освободиться из палестинского плена, жизнь приковывает его к «стене плача». Временное пребывание на Святой земле сделалось вечным упокоением. «Несчастный человек, мечтавший о тиаре униатского епископа и легкой, роскошной жизни, связанной с этим саном, — писала Е.И. Рерих о Кордашевском друзьям в Америку, — умер на нищенском одре церковного сторожа в Иерусалиме, но уже неся в сердце облик освободительницы и охранительницы своей» (28.6.1948).
Владимир Росов, Санкт-Петербург, 27.V.1998
Источники
1. Декроа Н. (Кордашевский Н.В.). С экспедицией Н.К. Рериха по Центральной Азии // Архив Музея Н. Рериха в Нью-Йорке (МР). Машинопись. С.192.
2. Гребенщиков Г.Д. Письмо Н.В. Кордашевскому, 1924 // МР. Машинопись.
3. Кордашевский Н.В. Письма Н.К. Рериху, 1923–1928; Письма З.Г. Фосдик (Лихтман), 1926–1928; Письма В.А. Шибаеву, 1924–1926; Письмо Г.Г. Шкляверу, 1934 // МР. Автографы, машинопись; Архив МИД РФ (закрытый фонд). Ф.1, оп.1, д.21, л.1. Автограф.
4. Visit of Professor Nicholas Roerich and Party to Tibet from Mongolia and their subcequent entry to India // National Archives of India (Delhi). File No 331(2)–X, 1927. Предоставлено Л.В. Митрохиным.
5. Портнягин П.К. Современный Тибет. 1927–1928 // Архив Музея-квартиры П.К. Козлова (Санкт-Петербург). Автограф. 18 л.
6. Рерих Е.И. Дневник, 1921, 1924, 1927–1928 // Архив Музея-квартиры П.К. Козлова. Автографы, копии.
7. Рерих Е.И. Письма в Америку. М., 1996. Т.II. С.80; Т.III. С.41.
8. Рерих Н.К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. Рига, 1992. С.299.
9. Рерих Н.К. Письма В.А. Шибаеву и Н.В. Кордашевскому, 1924–1925 // Архив И. Рудзите (Барнаул). Машинопись, копии.
10. Фосдик З.Г. Мои Учителя. Встречи с Рерихами. (По страницам дневника: 1922–1934). М., 1998. 800 с.
Опубликовано:
В.А. Росов. Многоликий Чахембула //
Н. Декроа. Тибетские странствия полковника Кордашевского. С.-Петербург: Аюрведа Пресс, 2000.
Свежие комментарии