В первые пять лет царствования Нерона (правил 54-68 гг.), преемника императора Клавдия, мы не видим ни свирепостей, ни гнусностей, какие опозорили следующий период его правления и сделали его имя прозвищем всех отвратительных деспотов. Причиной того, что первые годы правления Нерона были сравнительно хороши, надо считать не его характер, а положение партий, на которые разделялся императорский двор. Мать Нерона, Агриппина Младшая, боролась за влияние на сына с его советниками Сенекой и Бурром. Она возвела его на престол, чтобы владычествовать его именем, и скоро обнаружилось, какое положение хочет занять она. Агриппина не довольствовалась тем, чтобы руководить действиями сына, а хотела выставлять напоказ всем, что владычествует над государством она. Когда Нерон должен был являться официально в публике, она всегда сопровождала его; часто она садилась вместе с ним на носилки; иногда Агриппину несли в носилках, а император шел подле пешком в её свите. Она хотела находиться при заседаниях сената; являться в курию она не могла; потому сенаторы были созываемы на заседания во дворец, и она из другой комнаты, отделенной только занавесью, слушала совещания. Агриппина давала аудиенции иностранным послам, посылала письменные приказания правителям провинции и подвластным Риму царям. Она велела чеканить монету, на которой была изображена вместе с императором Нероном.
Агриппина и Нерон. Статуя 50-х гг. по Р. Х.
Автор фото - Carlos Delgado
Сенека и Бурр
Советники молодого императора, храбрый, честный префект преторианцев Бурр и ученый, приветливый Сенека, боролись против властолюбия Агриппины; благодаря их усилиям, в первые пять лет царствования Нерона римский народ пользовался хорошей администрацией и правосудием, и были сделаны многие полезные распоряжения. Сенат получил довольно большое влияние на дела; в судопроизводстве и взимании налогов были сделаны улучшения; процессов об оскорблении величества не было; апелляция от законных трибуналов к императору была ограничена или затруднена; взяточничество судей уменьшилось; мирные люди были ограждены от коварства обвинителей, налоги – преобразованы; злоупотребления властью со стороны правителей провинции строго наказывались; частное право было улучшено многими хорошими законами. И в Риме и в провинциях народ поначалу хвалил правительство Нерона. Этим хорошим порядком администрации и судопроизводства государство было обязано благоразумию и энергии Бурра и Сенеки, советам которых император Нерон долго следовал, отчасти по привычке уважать их, отчасти по неприязни к матери. Правда, они должны были покупать свое влияние на него предоставлением полной свободы его разврату: он уже и тогда необузданно предавался сладострастию. Сначала Нерон не был совершенно лишен хороших порывов, выказывал иногда скромность, великодушие, нерасположение к деспотизму; Сенека говорит, что однажды, подписывая смертный приговор, он сказал, что желал бы не уметь писать.
Император Нерон. Бюст
Но Нерон с детства был испорчен; его характер получил фантастическое направление; единственной целью жизни было для него необузданное удовлетворение тщеславия, чувственности, всяческих капризов произвола; ум у Нерона был живой; он имел некоторую способность к изящным искусствам; в другое время при другой обстановке, он мог бы быть хорошим императором; но в детстве не заботились о том, чтобы сдерживать его легкомыслие и тщеславие; когда Сенека сделался воспитателем Нерона, пороки уже заглушили в нем все зародыши хорошего, исказили его ум и характер. У Нерона не было ни серьезных мыслей, ни самообладания; он не хотел приобретать солидных сведений; ему нравились только занятия изящными искусствами, которым для государственного человека могут быть лишь развлечением, а серьезным делом быть не могут: Нерон любил заниматься резьбой по камню, рисовать, петь, писать стихи, править лошадьми. Едва достигнув юношеского возраста, он занял такое положение, в котором и зрелому опытному человеку трудно избегать пагубных ошибок, соблазнов, обольщений; а юноша-император с горячими страстями, выросший в роскошной обстановке, привыкший необузданно предаваться разврату, конечно, был совершенно неспособен держать себя в этом положении рассудительно. Нельзя похвалить Сенеку и Бурра за то, что в начале царствования Нерона, когда он еще оказывал некоторое уважение к ним, они не старались удержать его от пороков. Сенека и Бурр были убеждены, что усилия обуздать его сладострастие были бы напрасны, что всякая попытка подобного рода послужила бы только причиной падения их, и не мешали тому, чему не могли помешать, заботясь лишь о том, чтобы распутство Нерона и дикие фантазии его не вредили государству.
Убийство Британника
При своем горячем характере и властолюбии, Агриппина не могла довольствоваться второстепенным положением; она хотела совершенно владычествовать над сыном, руководить выбором советников его, разделять с ним придворные и правительственные почести. Когда он стал чуждаться своей жены, против которой с самого начала имел враждебное настроение, и отдался влиянию красивой отпущенницы, Акты, мать стала упрекать его за это не по нравственному негодованию – она сама все еще имела любовную связь с отпущенником Паллантом – а по досаде на то, что отпущенница сделалась её соперницей во владычестве над её сыном, что рабыня разыгрывала роль её невестки. Нерон отвечал на её укоризны тем, что отнял управление финансами у её любовника Палланта, а через несколько времени послал его в темницу, где он и лишился жизни. Агриппина в порыве гнева стала грозить, что раскроет народу преступления, которыми проложила сыну дорогу к престолу и сказала что истинный и законный наследник отцовской власти – Британник, которому тогда было четырнадцать лет. Нерон за это отнял у неё почетную стражу и принудил ее покинуть императорский дворец. Испугавшись высказанной в гневе угрозы, он решил прекратить жизнь невинного мальчика, чтобы мать не передала сан императора этому сопернику. Он потребовал яда у Локусты; она исполнила это поручение так хорошо, что Британник, которому отрава была подана за императорским обедом, в тот же миг упал на пол и, сделав лишь несколько судорожных движений, умер (55 г.). Обедавшее общество, в том числе Агриппина и жена Нерона Октавия, несколько минут смотрели в оцепенении на это ужасное происшествие; но Нерон сказал, что смерть Британника – естественный результат падучей болезни, и пир продолжался. В ту же ночь тело убитого Британника было без всяких почестей предано сожжению на Марсовом поле. В Риме тогда уже все говорили о гнусном распутстве и буйных дурачествах Нерона. Рассказывали, что он, переодетый невольником, ходит ночью с толпой негодяев по улицам, заходит в притоны распутства, нагло оскорбляет почтенных людей и женщин, не знает никаких границ в пьянстве и грязном разврате. Эти неистовства пошлых страстей показывали, какое ужасное время наступит, когда он сломит преграды его деспотизму, какие теперь по молодости и привычке еще оставляет не разрушенными.
Убийство Агриппины Нероном
Эти преграды рухнули, когда развратника Нерона опутала своими сетями новая любовница, Поппея Сабина, и повела его дальше и дальше по дороге распутства и злодейства. Она была знатного рода, богата, очень хороша собою, умна, сладострастна и честолюбива; она уже давно думала о том, чтобы блистать при дворе, где так много роскоши и наслаждений; она была жена римского всадника, завлекла своим кокетством в любовную связь с собой Отона, одного из товарищей похождений Нерона, сумела заставить Отона жениться на ней и этим проложила себе дорогу к сближению с императором. Однажды на пьяном пире у императора Отон стал хвалить красоту своей жены; у Нерона разгорелось желание видеть ее. Увидев, он страстно влюбился. Отон был послан правителем в Лузитанию, Поппея стала любовницей Нерона. Но для её честолюбия было мало этого, она хотела сделаться женой императора и опутывала его своими хитростями с величайшим искусством. Для того, чтобы разгорячать страсть Нерона, она прибегала даже к такой смелой уловке, что хвалила Отона и притворялась желающей снова жить с ним. Но Агриппина и Октавия стояли на дороге ей; только через их трупы могла она дойти до престола. Тацит яркими чертами описывает, как Поппея слезами, кокетством, насмешками раздражала Нерона против матери, как Агриппина, чтоб отвратить свое падение, пришла в сладострастном костюме к разгоряченному вином сыну, думая обольстить его; Тацит говорит, что кровосмешению помешали только слова вошедшей в это время Акты. Император Нерон поверил внушениям Поппеи, что Агриппина хочет лишить его жизни и пришел к ужасному намерению избавиться от стеснявшей его матери убийством. Он знал, что все потомство Германика пользуется симпатиями народа и преторианцев; тем страшнее казалась ему Агриппина.
Агриппина Младшая, мать Нерона
Притворяясь любящим и почтительным сыном, он пригласил мать в Байи, куда уехал на праздник. В Байях Аницет, бывший воспитатель Нерона, а теперь начальник стоявшего в Мизене флота, заманил Агриппину на великолепный корабль, который был построен так, что часть его должна была отвалиться и раздавить или утопить Агриппину. Провожая свою мать, Нерон нежно обнимал ее; она при наступлении ночи вошла на корабль; но план не удался: она получила лишь легкую рану и была спасена преданностью одной из женщин её свиты. Подплывшая лодка перевезла Агриппину в Лукринское озеро, откуда она переехала в соседнюю виллу. Нерон был в отчаянии от неудачи дела, придуманного так искусно. Страсть к Поппее заставляла его идти до конца. Надобно было придумать новое средство избавиться от матери. Изобретательности помог случай: один из отпущенников Агриппины был арестован; под одеждой его нашелся кинжал. Это послужило доказательством умысла убить императора. Аницет с надежными людьми отправился на виллу, где была Агриппина, ворвался в спальню к ней и убил ее. Получив удар палкой по голове, она раскрыла тело перед, занесенным на нее мечом центуриона, сказала «вонзай здесь» и упала пронзенная множеством ударов (59 г.). Такую награду дал Агриппине сын, для которого она обременила себя столькими преступлениями. Немезида страшно исполнила свое дело. Труп был предан сожжению в ту же ночь; прах не собрали, даже не прикрыли землею. У пылающего костра Агриппины лишил себя жизни отпущенник её Мнестер. Впоследствии один из слуг Агриппины насыпал в память её небольшой могильный холм на Мизенской дороге. Рассказывают, что когда-то она спрашивала звездогадателей о судьбе Нерона, в то время еще ребенка. Они отвечали: «он будет царствовать и убьет мать», а она сказала: «пусть убьет меня, лишь бы царствовал».
Мучимый совестью, Нерон уехал в Неаполь. Оттуда он послал сенату составленное Сенекой письмо, в котором говорилось, что Агриппина составила заговор убить его, и когда покушение не удалось, лишила себя жизни; письмо обвиняло ее в жестокости и властолюбии, говорило, что смерть её полезна государству. Выслушав письмо, сенат постановил, что во всех храмах должно быть принесено благодарение богам за спасение императора. Нерон, ободренный такой преданностью, скоро вернулся в Рим; там встретили его со всевозможными почестями, выказывали восторг: он наградил народ за усердие играми и подарками. Нерон прогонял от себя черные мысли непрерывными веселостями.
Распутство и разврат Нерона
После смерти Агриппины Нерон, избавившись от всякого стеснения, отдался развлечениям и извращениям бесстыднее прежнего и ко всем видам господствующей безнравственности прибавил новые унижения, источником которых была его склонность к пошлым искусствами Нерон публично являлся в качестве мастера править лошадьми на скачках в цирке; ездил по улицам в фантастическом костюме и, останавливаясь, показывал народу свое искусство петь и играть на кифаре; устроил во дворце театр для игр, которые назвал ювеналиями (играми молодых людей), и подарками склонял обедневших знатных людей участвовать в этих спектаклях, то есть разделять с ним ремесло актера, по римским понятиям, позорное. Чувство стыда ослабевало в народе. Всадники и сенаторы не совестились править лошадьми на скачках в цирке, показывать свое фехтовальное искусство перед народом в гладиаторских боях и в боях с хищными зверями; мужчины и женщины высшего сословия добровольно или по принуждению являлись на сцену в ролях актеров и актрис, пели, танцевали, то есть, по римским понятиям, бесчестили себя. Сначала только избранная публика допускалась на эти спектакли, в которых показывал свое искусство император; потом Нерон перестал совеститься и являлся на сцене публичных театров в Неаполе и других городах.
В долине, у Ватиканского холма, был устроен особый цирк для скачек, в которых участвовал император; сначала туда допускались только набранные зрители, потом Нерон стал приглашать весь народ. Он склонял подарками римских всадников участвовать в гладиаторских боях и принуждал людей всех сословий участвовать в спектаклях, которые давал на дворцовом театре и в императорских садах. Тацит говорит: «Ни знатность, ни высокие должности, ни пол, ни лета не освобождали от принуждения играть в греческих или латинских спектаклях, танцевать извращённые непристойные пляски, петь пошлые песни. Даже знатные женщины брали на себя это бесчестное ремесло. В той роще, которую Август развел кругом искусственного озера, назначенного для театральных сражений на воде, Нерон построил гостиницы, где угощали народ кушаньем и вином; зрителям раздавались деньги, чтобы пировать там, и честные люди шли туда из страха, развратники – с радостью. Разврат и всякие бесчестные поступки все больше входили в обычай, и давно начавшийся упадок нравов стал выказываться необузданно. Люди соперничали между собою в извращённом распутстве, и опасно было не участвовать в нем. Наконец сам император Нерон явился на сцене и стал играть на кифаре. Воины и центурионы громко выражали одобрение, а молодые всадники, называвшиеся «августанцами» («августовскими», т. е. императорскими друзьями), прославляли божественный вид и голос императора. За эти заслуги их награждали почестями». Даже Бурр и Сенека восхваляли сценический талант императора, хоть, вероятно, печалились в душе о таком унижении. Нерон занимался и писаньем стихов, собирал людей, тоже умевших более или менее ловко писать их, и эти стихотворцы дополняли клочки стихов, какие удавалось придумать ему, так что выходили правильные стихи и строфы. Император созывал на свои обеды философов и забавлялся, возбуждая их спорить между собою и от споров переходить к перебранке. Как будто в унижение греческим национальным играм, Нерон устроил подражание олимпийским (быть может, на праздник пятилетия своего царствования); эти игры он назвал нероновскими (Neronia). Тут были, как в Олимпии, гимнастические и музыкальные состязания, также и состязания колесниц. Само собою разумеется, что во всех этих состязаниях награда была назначаема Нерону. На этом празднике римляне были одеты в греческое платье; оно стало после того входить в моду. Римляне привыкали бесчестить себя всяческими унижениями, всяческими видами распутства. Нерон сформировал для аплодисментов себе особое общество даровитых молодых развратников всаднического сословия; они аплодировали по музыкальному такту, как это делалось в Александрии и в других греческих городах. Они были разделены на «хоры»; своим искусством они приобрели такое расположение Нерона, что император брал их с собою во все поездки и, разумеется, всячески награждал их.
Казни Нерона
Сначала Нерон больше занимался только своими пошлостями, мало вмешиваясь в государственные дела, и его царствование было не столько угнетением, сколько позором для римлян; но во вторую половину его правления Риму пришлось испить до дна и чашу страданий, как чашу стыда. Подобно Калигуле, истощив на мотовство все запасы денег в казначействе, он стал прибегать ко всяческим способам грабежа, чтобы добывать средства для продолжения своих веселостей. Возобновились процессы об оскорблении величества, сопровождаемые казнями, и получили ужасающий размер. Гнусные доносчики снова принялись за свое ремесло. Богатство, образованность, ум стали качествами, гибельными для людей; честность сделалась преступлением. Начало этого периода было ознаменовано смертью префекта преторианцев, Бурра (62 г.). Тацит оставляет нерешенным, умер ли он естественной смертью от болезни горла или был отравлен. После его смерти Нерон развелся с Октавией и женился на Поппее, а он упорно противился этому намерению Нерона, потому в Риме полагали, что смерть его была насильственная. Преемником ему был назначен Софоний Тигеллин, один из гнуснейших людей того времени. Он был низкого происхождения, проложил себе дорогу к почестям участием в распутствах и злодействах Нерона, стал неразлучным товарищем оргий императора и сделался теперь главным исполнителем его свирепых распоряжений.
Вскоре после того были убиты два знатные человека: Рубеллий Плавт, последователь стоической философии, строго державшийся правил честности и нравственности, уединенно живший с женою и немногими служителями в Азии в своем имении, и Корнелий Сулла, потомок диктатора Суллы, женатый на Антонии, дочери Клавдия, и сосланный в Массалию под тем предлогом, что злоумышлял против Нерона. Они были убиты без всякого суда, и головы их были привезены в Рим на поругание. Обвинением против Плавта было выставлено то, что он, гордясь своим богатством и родством с императорской фамилией, составил умысел против жизни императора; Суллу обвинили в том, что он, желая избавится от бедности, склонял галлов к мятежу. Сенат постановил совершить торжество благодарения богам за устранение опасностей и вычеркнул имена убитых из списка сенаторов. Сенека видел, что император становится враждебен ему, и удалился от государственных дел. Но он был богат и знаменит, потому Нерон остался при мысли, что надобно казнить его. Октавия, с которою развелся император, была любима народом за свою скромность и благородные качества. На нее были взведены по внушению новой императрицы Поппеи вымышленные обвинения, она была сослана на остров Пандатарию, и там убили ее по приказу Нерона, перерезав ей артерии в наполненной горячею водою ванне (июнь 62 г.). Ей был тогда двадцатый год. Голова её была привезена Поппее. Весь Рим печалился, но сенат постановил благодарить богов за спасение императора. Праздники, бывшие прежде выражениями радости, стали теперь назначаться по поводу государственных бедствий, говорит Тацит.
Пир Тигеллина
С этой поры Нерон перешел все границы в своем бесстыдном распутстве. Окруженный поощрявшими его развратниками и развратницами, совершенно погрязший в пошлых чувственных наслаждениях, он делал неимоверные гнусности и нелепости. Доходы государства тратились на безумное мотовство; их было мало и надобно было грабить людей. Нерон устраивал спектакли и фантастические процессии, в которых являлся певцом и кифаристом; публика должна была восхищаться его прекрасным голосом; император давал роскошные пиры, при устройстве которых превосходными помощниками ему были Тигеллин и человек очень даровитый Петроний, получивший название «распорядителя пиров» (Arbiter). Нерон давал народу праздники, на которых угощал все население Рима за столами, расставленными по улицам и площадям.
Знаменит пир Тигеллина, устроенный на воде. Для пирующих был сделан огромный плот на озере Агриппы; этот плот двигался по озеру. Блюда, подаваемые обедавшим на плоте, были приготовлены из самых редких и дорогих лакомств, привезенных со всех концов государства. Остальные гости и гостьи – вельможи и знатные женщины, рабы, гладиаторы, публичные женщины, все без разбора пировали под шатрами, поставленными кругом озера и в примыкавших к нему рощах; они пировали до глубокой ночи и, опьянев, предавались необузданному распутству. Женщины, бывшие тут, не отказывали в своих ласках никому. Тацит говорит: Нерон развратничал так бесстыдно, что надобно было полагать, не остается никакой гнусности, более омерзительной. Но через несколько дней император устроил праздник, на котором выказал еще отвратительнейшее бесстыдство.
Пожар Рима при Нероне
Обесчестив себя и римлян своим скотским сладострастием и своими артистическими глупостями, Нерон приобрел репутацию такого сумасброда и злодея, что ему был приписан ужасный пожар (64 г.), который истребил, большую часть города Рима, наиболее уважаемые храмы, массу дивных созданий греческого искусства, и поверг в нищету большинство населения города. Пожар начался в лавках того цирка, который находился близ Палатинского и Целийского холмов. Это были лавки, в которых продавалось масло и другие горючие материалы; ветер раздул пламя, оно распространилось сначала по низменности, потом охватило холмы, перешло по ним с неудержимой силой на северную низменность; улицы Рима были узкие, кривые, верхние этажи домов деревянные, пламя разливалось необозримым огненным морем. Только на шестой день успели остановить огонь у подошвы Эсквилина. Потом пожар опять усилился и еще три дня пожирал здания на восточной стороне Марсова поля. Из четырнадцати частей (regiones) Рима уцелели только четыре. Три совершенно сгорели; в остальных семи осталось лишь несколько полуобгоревших домов.
Яркими красками описав этот ужасный пожар Рима и бедствия бесчисленного множества людей, лишившихся всего имущества, оставшихся без крова, мучимых голодом, Тацит говорит: «Никто не смел гасить огонь, потому, что от многих слышались запрещения гасить и угрозы, а многие другие на глазах у всех поджигали дома, бросая головни, и кричали, что они знают, по чьему поручению поджигают; быть может, они делали это для того, чтобы грабить, быть может, действовали по приказанию». Пожар вспыхнул в тот самый день, в который, по преданию, Рим был сожжен галлами (19 июля). – Естественно было, что такое ужасное событие сильно возбудило фантазию народа и породило неправдоподобнейшие слухи. Некоторые из них дошли до нас, и новейшим защитникам Нерона легко опровергать те известия о пожаре Рима, которые неправдоподобны. Из этого они делают вывод, что Нерон не был виноват в пожаре. Герман Шиллер даже нашел людей, виновных в злоречии против Нерона: по его мнению, аристократы, уже составлявшие тогда заговор, который называется Пизоновым, распустили молву, будто Нерон виноват в этом пожаре; они клеветали на него, чтобы возбудить в народе ненависть к нему.
Нерон был тогда в Анции и вернулся в Рим, лишь когда пламя уже охватило дворец и примыкавшие к нему сады Мецената; он раздавал хлеб народу, бродившему бесприютно в отчаянии, он велел наскоро строить временные помещения для укрытия людей от непогоды; но хоть он и заботился смягчить бедствия массы населения, оно говорило, что пожар зажжен по его приказанию. Была молва, что в самое сильное время пожара Нерон, одевшись кифаристом, пел на сцене своего театра, или на башне Мецената стихи, в которых описывалось разрушение Трои. Деспот-император был так сумасброден, что его считали способным на все. Говорили, что он устроил пожар Рима для того, чтобы построить на его развалинах новый город, который будет называться Неронией, что, кроме того, ему надобно было уничтожить прежний дворец, из желания построить новый более великолепный. Этому верили тем больше, что новый дворец, построенный им после пожара на месте прежнего, превосходил все здания древнего Рима обширностью и великолепием. «Золотой дворец» Нерона, ослеплявший блеском своих украшений, составляли несколько зданий, стоявших далеко друг от друга и соединенных между собою колоннадами; на обширном пространстве, охваченном ими, были луга, искусственные озера, виноградники, рощи. На дворе перед главным зданием стояла бронзовая статуя бога солнца, вышиною в 120 футов. Архитекторы, заведовавшие постройками, Север и Целер, одолевали все затруднения, какие представлял характер местности, не отступая ни перед какими расходами. Впечатление, какое производили громадные размеры дворца, передает знаменитая эпиграмма Марциала: «Рим становится одним домом; римляне, переселяйтесь в Вейи, если не поглотит и Вейи этот дворец».
Гонение на христиан при Нероне
Возобновляя город, строили его по плану, более хорошему, чем была прежняя постройка. Улицы были сделаны широкие, прямые, дома строились каменные, менее высокие. Объем города был увеличен; площади, колоннады, фонтаны, бассейны, придавали городу красоту. Постройка домов была ускоряема пособиями и наградами. Но как ни старался Нерон смягчить последствия великого несчастья, народ продолжал думать, что город был сожжен по его воле. Эта молва повела Нерона к новому гнусному злодейству. Тацит передает дело так: чтоб отклонить народную ненависть от себя на других, Нерон обвинил в поджоге города последователей новой религии, называвшихся христианами; их вера считалась одною из иудейских сект, и римский народ презирал и ненавидел этих людей за то, что они держались особым кружком (по выражению Тацита, «за их ненависть к людям») и за то, что они упорно уклонялись от всякого участия в римском богослужении. Множество их были подвергнуты гонению, признаны виновными и осуждены на смерть. А для покрытия издержек на безумное великолепие нового дворца и на постройку города, провинции были отданы на систематический грабеж. Для украшения нового Рима отняли у греческих городов лучшие произведения художеств.
«Предавая смерти христиан, – говорит Тацит, – подвергали их поруганиям: их зашивали в звериные шкуры и отдавали на растерзание собакам или распинали на кресте, или, обмазав смолою, зажигали при наступлении темноты, чтоб они горели, как ночные факелы. Для этого зрелища Нерон открыл свои сады, устроил игры в цирке и вмешивался в толпу, одетый колесничным возчиком, или ездил между народом в экипаже. Потому возбудилось сожаление к людям, которые, если и были виновны, то подвергались неслыханному наказанию; свирепость его заставляла думать, что они приносятся в жертву не общему благу, а жестокости одного человека».
Факелы Нерона (Светочи христианства). Гонение Нерона на христиан. Картина Г. Семирадского, 1876
Основываясь на этом чрезвычайно важном для истории христианства известии Тацита, называют преследование христиан, устроенное Нероном после пожара Рима, первым гонением на христианскую религию. Легенда прибавила к словам Тацита множество подробностей. – Иноземцы, жившие в той местности, где начался пожар, конечно, легко могли подвергнуться подозрению в поджоге; естественно было, что Нерон и его придворные воспользовались этим подозрением, чтоб ненависть народа, возбужденную пожаром, отклонить от императора на людей, которых народ не любил. Очень возможно и то, что при неудовольствии последователей Моисеева закона на своих соплеменников, принявших другое исповедание, некоторые иудеи могли говорить о христианах что-нибудь такое, из чего можно было построить обвинение против них. Но едва ли существовало у Нерона, или у римской администрации желание преследовать веру христиан. То, что христиане подверглись при Нероне гонению и смерти, было делом политического расчета, пользовавшегося враждебностью к ним народа.
Тацит сообщает подробности и о тех денежных угнетениях, поводом для которых послужил пожар. Он говорит: «Чтобы набрать денег, правительство ограбило Италию, разорило провинции, союзные народы, свободные города. Были ограблены даже храмы, уцелевшие в Риме: из них было взято золото, пожертвованное римским народом в прежние времена из добычи и по обещаниям, дававшимся при разных счастливых и несчастных случаях. Из Азии, из Ахайи уполномоченные императора – отпущенник Акрат и философ Секунд Каринат увезли не только пожертвованные в храмы дорогие вещи, но и золотые изображения богов».
Заговор Пизона
Деморализованное население Рима выносило все свирепости и гнусности Нерона, не делая серьезных попыток свергнуть отвратительного злодея. Наконец чаша терпения была, по-видимому, переполнена. Составился заговор, целью которого было убить Нерона на играх цирка в праздник Цереры (65 г.). Главою заговора был Гай Кальпурний Пизон, очень богатый вельможа приветливого характера. Заговорщики надеялись на содействие преторианцев; один из начальников этого войска, Фений Руф, принял из зависти к Тигеллину участие в заговоре. Соумышленники Пизона хотели возвести его на престол. Итак, даже они считали восстановление республики делом невозможным, и заговор был направлен только против монарха, а не против монархии. В числе заговорщиков находились люди из самых знатных сенаторских и всаднических фамилий; к нему присоединились и те немногие республиканцы, какие еще оставались между римлянами. Большинство заговорщиков держало себя робко, и вообще все дело было ведено неблагоразумно, так что ход заговора служит доказательством неспособности тогдашнего римского общества к энтузиазму и к энергии. Исполнение замысла долго отлагалось, участники его посвящали в свой план очень многих людей; отпущенник одного из важнейших заговорщиков сделал донос Нерону, и он подверг всех виновных и подозреваемых свирепому преследованию. Орудием преследования был Тигеллин; Поппея возбуждала мужа действовать беспощадно. Большинство подвергшихся обвинению держали себя трусливо, обвиняли друзей и родных, чтобы самим спастись от смерти; это облегчало Нерону дело преследования и дало ему возможность подвергнуть казни всех неприятных ему людей. Только женщина, отпущенница Эпихарида, выказала твердость характера: самые ужасные пытки не могли вынудить у неё никаких признаний. Фений Руф старался смыть с себя вину кровью своих соумышленников.
Смерть Сенеки
В числе погибших по делу о заговоре Пизона находились Сенека и другой знаменитый человек, поэт Марк Анней Лукан. Сенека уже давно стал в тягость своему бывшему воспитаннику. Лукан был его племянник, человек честолюбивый, оскорбленный Нероном и оставшийся верным старинному образу мыслей: его поэма «Фарсалия» проникнута любовью к республиканскими учреждениям, к строгой нравственности в домашнем быту. Дружба Сенеки с Пизоном и Луканом была найдена достаточным доказательством его соучастия в заговоре; Сенека перерезал себе артерии и мужественною смертью загладил робость, которою часто унижал себя в жизни. Лишь немногие заслужили славу такого мужества, как он: большинство до последней минуты бесчестило себя трусостью, или лестью. Казни и ссылки избавили тирана-императора от множества знатных граждан, которых он подозревал в неприязни, или богатствами которых желал овладеть. Конфискации дали Нерону средства наградить воинов, доносчиков и других помощников своих; сенат постановил благодарить богов за спасение императора.
Луций Анней Сенека
Автор фото - Calidius
Смерть Поппеи Сабины и гибель Тразеи Пета
Меж тем, как совершались каждый день многочисленные казни, Нерон устраивал игры, поэтические и ораторские состязания и пировал, празднуя свое спасение. Праздники были прерваны смертью Поппеи Сабины, но прерваны лишь ненадолго. Городская молва, передаваемая Тацитом, говорила, что императрица, которой приближалось время рожать, умерла от пинка ногой, данного ей мужем. Тело её было набальзамировано; похороны были торжественные, на них была сожжена неимоверная масса благовонных курений, Прах был отнесен в императорскую гробницу, и кто не хотел участвовать в служении обоготворенной развратнице, был обвиняем в оскорблении величества. Природа как будто хотела помогать деспоту в деле истребления римлян: в столице появилась повальная болезнь, от которой умерло 30.000 человек.
Заговор Пизона возбудил в Нероне подозрение против ученых. Тигеллин поддерживал в нем это чувство и направил его неприязнь в особенности на приверженцев стоической философии, составлявших в сенате единственную оппозицию владычествовавшему раболепству. Главою их был Публий Клодий Тразея Пет, человек старинной римской строгой нравственности; иногда он открыто противоречил в сенате постыдным предложениям, а если находил это невозможным, то молчал, и уже самое молчание его было красноречивым порицанием пошлому подобострастью сената. Наконец он решился не видеть позора и удалился от политической жизни. Он был республиканец подобный Катону, жизнь которого описал. У него собирались недовольные римские вельможи. Его знатность, образованность и безукоризненная честность приобрели ему большое влияние на общественное мнение, особенно в провинциях, где испорченность нравов еще не совершенно заглушила любовь к добродетели, справедливости, гуманности.
Нерон долго опасался убить влиятельного и осторожного Тразею Пета; он, кажется, даже пытался приобрести его поддержку; но, человек с твердым характером, Тразея отверг любезности Нерона. Наконец было решено убить его. Зять Тигеллина Капитон Коссуциан обвинил его в злоумышлении; уликами были, по словам Коссуциана, факты такого рода: Тразея уклоняется от присутствия на присяге императору, даваемой в начале каждого года; не участвует в молитвах за императора Нерона; не приносит жертв за его благоденствие и за сохранение его небесного голоса; он три года не посещает курию; он возбуждает народ к недовольству; в провинциях и в войске читают римские «Ежедневные Акты» (нечто подобное газете) лишь для того, чтоб узнать, в чем не участвовал Тразея Пет; из всех его поступков следует, что он презирает религию и законы. В таких же преступлениях был обвинен друг Тразеи Пета, стоик Барея Соран. Сенат, запуганный грозным видом поставленных на форуме преторианцев, не отважился сопротивляться и осудил на смерть Тразею, Сорана и дочь Сорана Сервилию, как соучастницу в злоумышлении отца. В виде особенной милости, им была дана свобода избрать себе смерть, какую хотят. Когда приговор был объявлен Тразее Пету, он разговаривал с другим философом об отношении души к телу. Он перерезал себе артерии (66 г.). Его зять Гельвиций Приск был сослан.
Армянский царь Тиридат в Риме
Смертью Тразеи, человека старинной римской твердости характера, была устранена последняя задержка полному развитию тиранства и бесстыдства. Римский народ в это время восхищался праздниками, какие устроил Нерон по поводу приезда в Рим Тиридата, потомка парфянских царей, явившегося с блестящей свитою в Рим просить об утверждении его в сане царя армянского. Он склонил колена перед императором, воздавая ему почесть, как богу Митре; Нерон возложил на голову коленопреклоненного царя диадему и отпраздновал играми и всякими веселостями золотые дни своего освобождения от всех противников и поклонения восточного царя ему.
Это торжество было доставлено Нерону Домицием Корбулоном, который в те времена владычества всех гнусностей возобновил славу римского оружия на Востоке и восстановил власть Рима над Арменией. Вскоре после того, Нерон отблагодарил Корбулона, убив его. Знаменитый полководец имел в руках такую силу, пользовался таким уважением, что без труда мог бы отнять престол у развратника, ненавистного всем. Храбрый воин был верным подданным и даже послал вместе с Тиридатом в Рим своего зятя Анния, как заложника своей преданности императору. Но он не отклонил этим от себя подозрительности Нерона и зависти его прислужников. Нерон полагал, что он хочет овладеть престолом, вызвал его к себе при своей поездке в Грецию и отдал приказание убить его тотчас же, как он выйдет на берег. Вышедши на берег в Кенхреях, Корбулон выслушал это приказание и вонзил в грудь себе меч, воскликнув: «заслужено мной!» (67 г.).
Путешествие Нерона по Греции
Приезд Тиридата в Рим внушил Нерону такую гордость, что он вздумал показать свои таланты в Греции, доставить им торжество в самой отчизне искусства. В сопровождении своих августанцев, тщеславный сумасброд стал разъезжать по греческим городам нелепыми процессиями, устроил олимпийские игры, вслед за ними пифийские, истмийские (67 г.). На этих праздниках давались трагедии, комедии; были состязания в пении, в скачки колесниц; льстивые греки, разумеется, каждый раз провозглашали Нерона победителем, назначали ему венки, и он своими пошлостями подорвал последние остатки уважения к римскому правительству. Нерон велел прорыть через Истм канал; но пробивать скалы перешейка было так трудно, что работа была скоро брошена. Были распущены слухи о неблагоприятных предзнаменованиях; стали говорить, что уровень моря в Коринфском заливе выше, чем в Сароническом, что море хлынет через канал, зальет Эгину и Саламин; и план был брошен. В благодарность за шумные похвалы греков сценическому искусству и прекрасному голосу императора, Нерон объявил, что дает свободу всей Ахайе, но отнял сокровища у греческих храмов, велел разрушить памятники, поставленные в честь прежних победителей на играх, отнимал у освобожденных им греков дочерей и сыновей в удовольствие своему разврату. Между тем в Риме отпущенник Нерона Геллий казнил, изгонял, кого хотел, конфисковал имущества; началось глухое брожение в Риме, и Геллий нашел надобным вызвать своего повелителя в столицу.
Восстание западных армий против Нерона. Начало гражданской войны 68-69 гг.
Император с торжеством возвратился через Неаполь в Рим. Город был украшен, по улицам были поставлены жертвенники, курились благоухания; Нерон въехал в столицу триумфальной процессией; на нем была пурпурная мантия, вышитая золотыми звездами, на голове у него был олимпийский венок, в правой руке – пифийский венок; его сопровождали воины, всадники, сенаторы, прославлявшие его, как Геркулеса и Аполлона. Но это было последнее его торжество. Карьера его приближалась к концу. Пропретор Галлии Юлии Виндекс, потомок аквитанских царей, возбудил к восстанию свою провинцию, мучимую страшным грабежом Нерона, и еще не вполне забывшую национальные чувства; вознамерившись восстановить независимость Галлии и дать Риму императора по выбору галлов, он предложил своему войску низвергнуть Нерона и возвести на престол правителя Испании, Сервия Сульпиция Гальбу, человека знатной и богатой фамилии, считавшегося опытным воином и хорошим правителем.
Войско, большинство в котором составляли провинциалы, одобрило предложение Виндекса. Испанские легионы тоже провозгласили Гальбу императором; Отон, бывший соучастник оргий Нерона, правитель Лузитании, присоединился к новому императору. Но прежде, чем Гальба перешел Пиренеи, произошла битва между галльским войском Виндекса и легионами, стоявшими на верхнем Рейне. Вожди вовсе не думали о борьбе: на свидании в Везонционе они согласились между собою во всем. Но галльские и германские легионы начали бой между собою, или по недоразумению, или по неприязни и зависти. Сражение было ужасно; 20,000 воинов из войска Виндекса легли на поле битвы. Поражение галльских легионов уничтожило возможность восстановления независимости Галлии. Виндекс или пал в битве, или убил себя в отчаянии от неудачи и не дожил до падения Нерона, «плохого кифариста», как он называл его.
Но этот печальный эпизод не помешал успеху дела Гальбы. Рейнские легионы, начальником которых был храбрый Виргиний Руф, объявили себя за него. Он отклонил от себя принятие императорского сана до решения сената. Утверждение сената было скоро получено. Злодейства сумасбродного Нерона и голод в Риме произвели брожение умов. При известии, что идут с запада восставшие войска и что легионы, посланные против них, тоже восстали, брожение перешло в открытый мятеж. Ободренный им сенат объявил Нерона врагом отечества и провозгласил императором Гальбу. Нимфидий, второй после Тигеллина начальник преторианцев, обещал им большие подарки, если они подчинятся решению сената, и они также провозгласили Гальбу императором.
Смерть Нерона
Нерон, покинутый всеми, даже и товарищами своего распутства, бежал переодетый на виллу одного из своих отпущенников; послышался топот лошадей, Нерон понял, что это всадники, посланные сенатом искать его. (Сенатом были разосланы повсюду отряды всадников искать Нерона; им было приказано привезти его в Рим, чтобы за свои преступления он был там подвергнут казни «по старому обычаю»). Дрожа от страха, Нерон велел отпущеннику заколоть его. При входе центуриона он умер от кинжала отпущенника, воскликнув входящему: «Поздно!» (9 июня 68 г.). Ему шел тогда 31 год и был 14 год его правления.
Смерть Нерона. Картина В. Смирнова, 1888
Нерон был последним потомком фамилии Юлиев, которая производила себя от Энея и Венеры; в продолжение двух последних столетий все великие события римской истории происходили при участии Юлиев. Естественно было, что таинственная смерть Нерона на вилле его отпущенника произвела сильное впечатление на римский народ, и что возникла легенда, какая возникала и при погибели других династии: молва говорила, что династия не прекратилась; распространился слух, что Нерон, резкие черты которого не могли скоро исчезнуть из памяти римского народа, не умер, что он успел бежать на Восток, что он возвратится и снова овладеет царством. Говорят, что долго в день смерти Нерона гробницу его в Риме была украшаема венками и цветами. Три раза являлись самозванцы, выдававшие себя за Нерона, избежавшего смерти, и каждый находил себе приверженцев. Еще Домициан трепетал имени Нерона. В особенности греки сохранили расположение к императору, который был восторженным поклонником греческого искусства, приезжал в их страну, как актер и кифарист, щедро раздавал золото и другие подарки всем восхищавшимся его талантами; они имели от него только выгоды, не испытывая его свирепостей.
В памяти христиан осталась напротив того свирепость Нерона. Ужасное преследование, в котором погибло большинство первого поколения христиан города Рима, внушило их единоверцам мысль, что он – антихрист; христиане тоже верили, что он возвратится, но думали, что это возвращение будет непосредственно предшествовать второму пришествию Христа, что оно будет предвестием погибели нынешнего мира и начала тысячелетнего царства мучеников. Это верование глубоко вкоренилось в мысли христиан того времени и нашло себе выражение в Апокалипсисе.
Свежие комментарии