Снова взрыв, снова в Москве, 35 погибших, 180 пострадавших. Прошлогодние теракты в московском метро не стали исключением. Теракт в аэропорту Домодедово может указывать на новую печальную закономерность.
Было бы ошибкой объяснять трагедию только плохой работой милиции и ФСБ, хотя и в этой части есть что обсудить. Давление на террористическое подполье на Северном Кавказе продолжается — оттуда постоянно приходят известия о спецоперациях и о ликвидации лидеров террористических групп.
Правозащитники заговорили о похищениях выходцев с Северного Кавказа в Москве — обычно люди, заподозренные в связях с террористами, так исчезают только на Кавказе — и сочли это признаком отчаянных попыток оперативников ФСБ предотвратить теракт в столице. Сенатор Владимир Кулаков, генерал-майор ФСБ и бывший губернатор Воронежской области, сказал, что некоторые террористы были схвачены в Москве еще в декабре. Пресса вспомнила о взрыве в столице 31 декабря — в гостинице в Кузьминках случайно подорвалась женщина, рядом с ней был найден пояс шахида. Можно предположить, что именно из-за террористической тревоги милиция с особым тщанием проверяла всех, кто пришел на Красную площадь в новогоднюю ночь.Несмотря на предосторожности, теракт все же произошел, и это знак возросшей силы террористов. Северокавказская среда производит их постоянно и во всевозрастающем количестве. Тот путь борьбы с терроризмом, который был избран в прошлом десятилетии, дал России несколько спокойных лет — от Беслана и до взрыва смертницы в маршрутном такси во Владикавказе в ноябре 2008 года исламисты-радикалы не совершали крупных терактов против гражданского населения. Сейчас прежняя стратегия дает сбои, и это вопрос политики, а не техники.
Они еще не научились
Президент Дмитрий Медведев возложил ответственность за случившееся на менеджмент аэропорта Домодедово. Те в ответ заявили, что контроль на входе в зону прилета обеспечивала не служба безопасности аэропорта, а милиция. На самом деле нет никакой ясности в том, кто и как обеспечивает безопасность на транспорте.
«Законодательство в вопросе безопасности на транспорте у нас крайне неполное. Если бы все было четко прописано в законе, то не возникало бы сейчас вопросов о том, кто несет ответственность за взрыв в аэропорту», — говорит председатель комитета по транспорту Государственной думы Сергей Шишкарев. Закон «О безопасности на транспорте», который формально регулирует эти вопросы, по мнению Шишкарева, работающим законом считаться не может: «Фактически это декларация. Там всего 13 рамочных статей. Вся ответственность за обеспечение безопасности возложена на субъекты транспортной инфраструктуры — то есть на собственников и законных пользователей транспортных объектов. О роли милиции или ФСБ в деле обеспечения безопасности там не говорится. Главное же — в законе отсутствуют бюджетные обязательства по обеспечению безопасности. Ни источники финансирования, ни бюджетополучатели по этому направлению в законе попросту не прописаны. То есть государства там фактически нет».
После терактов в московском метро о необходимости создания комплексной системы безопасности на транспорте было сказано на самом высоком уровне. Однако реализация этого намерения — наглядная иллюстрация того, во что российская бюрократия способна превратить однажды высказанные инициативы. Президентский указ о разработке комплексной системы безопасности на транспорте был подписан 31 марта прошлого года. После этого под эгидой Минтранса была создана рабочая группа, которая 30 июля утвердила программу создания такой системы. «Это документ на сто с лишним страниц. Предусмотрено выделение 46 миллиардов рублей в течение трех лет, — говорит Сергей Шишкарев. — На мой взгляд, этого мало. Но главное другое — за несколько месяцев просто невозможно создать полноценную программу такого рода. Это сырой документ, который тем не менее запустили в реализацию. Недавно Счетная палата проводила проверку расходования средств по этой программе — и у нее уже куча замечаний. В основном они, естественно, касаются финансовых вопросов, но в преамбуле отмечены и общие очевидные претензии: в программе нет механизмов межведомственного взаимодействия, необходимые подзаконные акты по реализации программных установок отсутствуют и так далее».
Рассуждая, кто виноват в том, что смертник сумел пройти в аэропорт, нельзя забывать и еще об одном крайне важном обстоятельстве: транспортная милиция сейчас является одним из объектов реформирования внутри МВД. А точнее, одним из немногих заметных последствий реформы МВД. «Двадцать ранее существовавших линейных управлений МВД, которые отвечали за безопасность на всех видах транспорта на всем протяжении маршрутов, ликвидированы, — говорит советник председателя Конституционного суда, в прошлом глава российского отделения Интерпола Владимир Овчинский. — Вместо них созданы структуры, которые действуют в федеральных округах. Каждая в своем. В результате прежняя система выявления преступлений полностью дезорганизована. Меня поражает, что произошло это уже после московских терактов».
Владимир Овчинский также считает, что хоть сколько-нибудь слаженной работы разных ведомств по обеспечению безопасности на транспорте у нас нет. «Я понимаю, что спецслужбы, которые благодаря своей агентуре обеспечивают первую линию защиты от терроризма, ведут непростую, фактически ювелирную работу. Но если эта линия прорвана, если есть сведения о проникновении смертников в города, должен автоматически вводиться набор заградительных мер, должна начинаться слаженная работа силовых ведомств. Так происходит во всем мире. У нас такая система фактически не работает». По мнению Овчинского, подобная дезорганизованность непозволительна при том положении на фронте борьбы с терроризмом, которое складывается на данный момент в России: «В 2010 году на Северном Кавказе было совершено более 900 террористических актов. Это данные Внутренних войск. Они более достоверны, чем статистика прокуратуры (прокуратура сообщает примерно о 300 терактах. — “Эксперт”), поскольку Внутренние войска ориентируются на фактические оперативные сводки. По этим данным, в Кабардино-Балкарии по сравнению с 2009 годом число терактов увеличилось почти в четыре раза. В 2010-м на Северном Кавказе осуществлено 18 подрывов смертников. В прошлые годы — не более двух-трех. Происходит серьезная эскалация». По оценкам Владимира Овчинского, уровень террористической угрозы у нас сейчас значительно выше, чем в Израиле, притом что сравнивать уровень мер безопасности в Израиле и у нас не приходится.
Вооруженная сеть
Только с начала года в Дагестане уже осуществлено несколько терактов и спецопераций. Четыре человека погибли и десять ранены после взрыва заминированного автомобиля в банкетном комплексе «Белые ночи» у Хасавюрта. Четверо погибших и шестеро раненых — результат произведенного по такой же схеме взрыва у кафе «Караван». Подозреваемый в этих терактах Адам Гусейнов, заместитель «амира Дагестана», убит во время спецоперации в Хасавюрте 27 января. Вместе с ним погибла его гражданская жена. 14 января в Махачкале в ходе спецоперации убиты трое подозреваемых в терроризме, среди них одна женщина. 5 января четверо боевиков убиты в Хасавюрте. 4 января — двое в поселке Шамхал. За этот месяц убиты начальник Бабаюртовского РОВД, начальник уголовного розыска Унцукульского РОВД, несколько рядовых сотрудников милиции, глава администрации села Убеки.
«В горах сейчас 130–150 человек, — говорит учредитель дагестанской газеты “Черновик” Хаджимурад Камалов. — Еще 4–5 тысяч человек по домам, но они уйдут в подполье, если почувствуют явную угрозу жизни, например, если будет повод ждать крупных спецопераций. Это те, кто находится в так называемых списках ваххабитов, которые ведут милиционеры, и кто входит в группу риска, если силовикам надо отчитаться по борьбе с терроризмом».
Владимир Путин после теракта в аэропорту Домодедово сказал, что не связывает его с Чеченской Республикой. Вообще-то и с Дагестаном связывать его не вполне корректно — правоохранители, если верить прессе, разыскивают человека по фамилии Раздобудько, который исчез в Пятигорске несколько месяцев назад. Нет уже «чеченского» терроризма — мы имеем на Кавказе самый настоящий интернационал, в который могут входить и русские, и украинцы, и буряты, объединенные своими радикальными представлениями об исламе.
«Интернационал» рыхлый, у него нет единой организационной структуры, общих признанных лидеров. «Мы не можем сказать: вот умеренный лидер, если с ним договориться, за ним пойдут такие-то люди. Это сеть», — говорит старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Ахмет Ярлыкапов. Каждая ячейка сети может сделать собственный автономный выбор.
«Дагестан парадоксальным образом похож на современный Израиль, с поправкой на различие в вероисповеданиях, — продолжает Ярлыкапов. — Он тоже резко делится на ультрасветскую и ультрарелигиозную части. Причем ультрарелигиозная среда очень неоднородна. Здесь есть и продолжатели так называемого традиционного ислама суфийских братств, и проповедники “чистого” ислама — салафиты. Исламистский активизм может быть разного толка. Есть те, кто воюет, есть те, кто занимается бизнесом и делает определенные отчисления в пользу тех, кто воюет».
Кавказская улица
«После того как отбыл Рамзан, продолжалось веселье. Аварец, полковник ФСБ, сидевший рядом с нами, был мертвецки пьян и очень оскорбился, что мы не позволили ему подлить “коньяк” в наше вино. “Это практически то же самое”, — настаивал он, пока сидевший напротив русский генерал ФСБ не сказал ему прекратить… Мы сильнее заволновались, когда соратник полковника по афганской войне, ректор Дагестанского юридического университета, слишком пьяный для того, чтобы сидеть, не говоря уже о том, чтобы стоять, достал пистолет и спросил, не нужна ли нам защита», — опубликованная WikiLeaks телеграмма американских дипломатов с эпическим описанием свадьбы сына депутата Госдумы Гаджи Махачева иллюстрирует северокавказскую социальную реальность, порождающую радикальную идеологию и политическое насилие.
«Маленькое фермерское хозяйство по производству мяса в Дагестане может приносить 25–30 процентов прибыли в год, причем работники будут получать высокую зарплату, — говорит Хаджимурад Камалов. — Банковские депозиты дают 7–8 процентов годовых. Республика держит на банковских счетах 5–7 миллиардов рублей. Но эти деньги не конвертируются в капитал. Зачем, если федеральный бюджет все равно даст еще денег? Бизнес строить невыгодно, выгодно заниматься распределением бюджетных потоков. К этой сфере имеют доступ примерно две с половиной тысячи семей. В советское время на свадьбу собирали 300–400 гостей. Сейчас от 800 до 1500. Арендовать банкетный зал стоит не меньше 100 тысяч рублей на день. На маленький дагестанский потребительский рынок вываливается огромное количество денег. Инфляция у нас отличается от среднероссийской, товары дороже, чем в московских супермаркетах».
Северный Кавказ в последние двадцать лет пережил урбанизацию, по масштабам сопоставимую с советской. Промышленные предприятия закрывались, русское население стягивалось в Центральную Россию, дотационная экономика диктовала остающимся необходимость быть ближе к источнику денег, то есть к административному центру. «Население столицы Дагестана заместилось более чем наполовину — из 300 тысяч старых горожан осталась примерно треть», — пишет руководитель Центра социально-экономических исследований регионов RAMCOM Денис Соколов. По его данным, из сел в Махачкалу мигрировало 350 тыс. человек.
Эти вчерашние крестьяне, которые не стали горожанами, вырвались из-под прежней системы социального контроля — очень жесткой в горных селах, — но не оказались включены в новую. Похоже, по аналогии с арабской улицей можно говорить о северокавказской улице, в мироощущении которой загадочным образом переплетаются радикальные исламистские идеи, столь же радикальный национализм, культ насилия и «Дом-2».
«Молодая интеллигенция стремительно проникается салафитскими идеями, — рассказывает Ахмет Ярлыкапов. — Удивляешься, насколько открыто молодые аспиранты говорят, что решением общественных проблем может быть только шариат, а говорят они это в своих научных докладах». Некоторые из таких молодых ученых потом оказываются в среде террористов. Светская интеллигенция сохраняется, но против нее развязан террор со стороны радикалов.
«Половина тех, кто ходит на торжества вроде описанного в телеграмме американских дипломатов, протрезвев, совершают омовение и становятся на молитву, — говорит Ярлыкапов. — Они способны параллельно существовать в разных планах. Такие чиновники порой тоже хвалят шариат. Они готовы жить при любых порядках и при любых порядках найдут способ жить так же, как живут сейчас. Они заболтают шариат, как забалтывают борьбу с коррупцией, и этого не понимают молодые люди с горящими глазами, которые считают шариат решением всех проблем».
Дотации против ответственности
«Нельзя нам давать столько денег. Бюджетные дотации надо сократить. И сократить в республике государственный аппарат и муниципальные органы власти, которые ничем, кроме продажи запретов и разрешений, не занимаются», — считает Хаджимурад Камалов.
Стратегия Москвы в отношении Северного Кавказа — уничтожать «плохих парней» и давать деньги «хорошим» — обеспечивала сносные результаты лишь несколько лет. Она позволила добить открытый и политически организованный сепаратизм, который олицетворял Аслан Масхадов, и на время сбить волну терроризма, связанного с фигурой Шамиля Басаева. На время, потому что взрывы в Москве ясно свидетельствуют: подросла новая генерация Басаевых, которым, в отличие от их предшественника, ни к чему публичный демонический имидж, им достаточно крови.
Рассуждения о «зарубежных спонсорах терроризма» уводят в сторону. По словам Камалова, после иракской войны поток финансирования из ближневосточных радикальных фондов иссяк. Теперь подполье существует за счет вымогательства денег у коррумпированных чиновников: «Восемьдесят процентов людей, причастных к распределению финансовых потоков, хоть раз да получили “флешки” от боевиков с угрозами и требованиями выплат».
Схема «лояльность в обмен на федеральное финансирование» плоха хотя бы тем, что не предполагает какой бы то ни было ответственности северокавказских элит. Сейчас она все больше напоминает попытку тушить пожар бензином. Дармовые федеральные деньги питают коррупцию и социальное расслоение, убивают производительный труд, рождают сильнейшее общественное недовольство, воспитывают в элитах презрение к собственному народу и привычку к беззаконию и в результате все равно утекают к террористам.
Говоря по справедливости, политика уже меняется. За последние годы корпус северокавказских президентов сильно обновлен, причем в целом в лучшую сторону. Полпред президента в Северо-Кавказском федеральном округе Александр Хлопонин, по крайней мере, декларировал намерение научить региональные элиты воровать с прибылей, а не с убытков, как они делают сейчас. Он пытается навести элементарный порядок в северокавказских финансах и от прямого финансирования перейти к практике государственных гарантий инвесторам. Сдвиги происходят и в самих республиках. По словам Камалова, президент Дагестана Магомедсалам Магомедов стремится сократить долю дотаций в бюджете республики, повысить финансовую дисциплину муниципалитетов и сократить коррупцию среди правоохранителей: «Поменяли начальника собственной безопасности МВД Дагестана, теперь в неделю сажают по одному офицеру». В Дагестане действует правительственная комиссия во главе с вице-премьером Ризваном Курбановым, которая должна содействовать возвращению боевиков к мирной жизни. В состав комиссии вошел Аббас Кебедов, брат самого известного дагестанского салафита Багаутдина Мухаммада (сам Багаутдин еще десять лет назад исчез в неизвестном направлении). Хотя полномочия комиссии невелики, ее создание — очевидный шаг к укреплению гражданского мира.
Но Москве не хватает решительности. Перемены происходят слишком медленно, а принятые политические решения вязнут из-за бюрократической инертности, как это произошло с программой обеспечения безопасности на транспорте. Почему бы, например, не почистить федеральный государственный аппарат от тех, кто получает откаты на чрезмерных северокавказских дотациях, или не добиться открытого расследования хотя бы самых громких коррупционных злоупотреблений северокавказских начальников?
Свежие комментарии