На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Этносы

4 449 подписчиков

Свежие комментарии

  • Эрика Каминская
    Если брать геоисторию как таковую то все эти гипотезы рушаться . Везде где собаки были изображены с богами или боги и...Собака в Мезоамер...
  • Nikolay Konovalov
    А вы в курсе что это самый людоедский народ и единственный субэтнос полинезийцев, едиящий пленных врагов?Женщины и девушки...
  • Sergiy Che
    Потому что аффтор делает выборку арийских женщин, а Айшварья из Тулу - это не арийский, а дравидический народ...)) - ...Самые красивые ар...

Смерть Эйнштейна

Смерть Гулливера

 

 Баварский художник Иозеф Шарль, писавший в 1927 г. портрет Эйнштейна, в 1938 г. бежал из нацистской тюрьмы и приехал в Принcтон. Здесь он спросил одного старина, почему тот в таком восторге от Эйнштейна, ничего не зная о содержании трудов ученого. Старик ответил: "Когда я думаю о профессоре Эйнштейне, у меня появляется такое чувство, будто я уже не одинок".

Л. Инфелъд

 

В апреле 1955 г. во время визита Коэна Эйнштейн чувствовал себя хорошо. Через несколько дней один из принстонских друзей (Коэн, который рассказывает об этом, не называет его имени) пошел вместе с Эйнштейном в больницу навестить Марго, болевшую ревматизмом. После этого они совершили большую прогулку, во время которой говорили о смерти. Друг Эйнштейна привел какое-то изречение на тему: чем является смерть для человека. "А также облегчением", - добавил Эйнштейн.

 

Это не было чем-либо новым. Эйнштейн любил жизнь и вместе с тем уже несколькими годами ранее закончил письмо Соловину словами: "умереть - тоже не так плохо". Это не равнодушие к жизни, это высшая любовь к жизни, заполненной "внеличным", это отношение к жизни, близкое к эллинской гармонии, но принадлежащее веку самых важных "внеличных" задач, какие когда-либо знало человечество.

 

Через неделю, 13 апреля, Эйнштейн почувствовал себя плохо, он испытывал сильную боль в правой стороне живота. Врачи определили аневризму аорты и предложили операцию. Эйнштейн отказался.

 

Силы его таяли. В воскресенье 17 апреля Эйнштейн почувствовал себя немного лучше. К нему пришел Ганс-Альберт. Эйнштейн говорил с сыном и, в частности, жаловался на трудность построенная математического аппарата единой теории поля. Это было, как мы теперь знаем, выражением не временных затруднений, а фундаментальной и глубоко драматической особенности творческого пути Эйнштейна.

 

Эйнштейн лежал в той же больнице, в которой находилась Марго. Вечером 17 апреля Марго подвезли на креоле к кровати Эйнштейна. Он чувствовал себя хорошо, поговорил с Марго и расстался с ней. Эллен Дюкас ушла из больницы еще раньше. Ночью, в начале второго часа, сиделка мисс Розсел заметила, что Эйнштейн тяжело дышит во сне. Она хотела позвать врача, направилась к двери, но услышала, как Эйнштейн произнес несколько слов по-немецки. Сиделка не поняла их, но подошла к постели. В этот момент - было двадцать пять минут второго - Эйнштейн умер. Вскрытие обнаружило кровоизлияние из аорты в брюшную полость.

 

Завещание Эйнштейна было уже известно. Он просил не допускать религиозных обрядов и никаких официальных церемоний. По его желанию, даже время и место похорон не были сообщены никому, кроме нескольких ближайших друзей, которые проводили тело Эйнштейна в крематорий. Пепел развеяли в воздухе.

 

Впечатление, которое произвела смерть Эйнштейна на человечество, позволяет вспомнить новеллу "Смерть Гулливера", написанную Леонидом Андреевым после смерти Льва Толстого. Когда Гулливер был жив, лилипуты слышали по ночам биение его сердца. Такое ощущение было у людей, пока был жив Эйнштейн. Теперь сердце великана замолкло. Подобное чувство появляется у людей, когда умирает крупный общественный деятель или гениальный писатель. Впервые так ощущалась смерть естествоиспытателя.

 

В чем же дело? Откуда это ощущение не только общей невозместимой потери, но и личной, индивидуальной потери, у каждого из современников Эйнштейна, хотя бы немного знавшего о нем?

 

Мне кажется, такая реакция на смерть естествоиспытателя связана с некоторыми фундаментальными особенностями новой эпохи. Речь идет не только о месте науки в современной жизни и в психологии современного человека. Речь идет о более широкой проблеме - о сравнительной роли разума и чувства в истории человечества, о роли рационального познания мира в формировании современных моральных идеалов.

 

Чувство личной, индивидуальной потери, именно чувство, а не только сознание потери характеризует не только отношение людей к Эйнштейну, но и отношение их к современной науке. Эйнштейн в этом смысле не исключение, а начало; беспрецедентный эмоциональный эффект его смерти свидетельствует о коренном изменении положения науки в обществе, ее воздействия на общественную и индивидуальную психологию. И прежде всего о моральном авторитете современной науки.

 

Такое утверждение кажется почти парадоксальным. Никогда еще наука не вызывала столь распространенных, хотя, быть может, и необоснованных сомнений в отношении своей моральной ценности. Никогда еще так часто не противопоставляли друг другу совесть человечества и его разум, моральное самосознание человечества и совокупность результатов и методов рационального познания Вселенной.

 

Но указанные тенденции находятся в довольно явственном противоречии с тенденциями современной культуры. С наиболее важными тенденциями. Современная эпоха требует, чтобы исчез разрыв между рационализмом науки и иррациональностью бытия, между интеллектуальным потенциалом науки и уровнем всего остального, что входит в понятие культуры, - экономической обеспеченности, социальной организованности и зависимости реальной жизни от моральных идеалов.

 

Может ли рационализм науки рационализировать бытие человека и подчинить его рациональным моральным идеалам? Ответ на этот вопрос связан с радикальным преобразованием проблемы сущего и должного. Исследование сущего, его динамики, его будущего как функции настоящего (в этом основа каузального анализа сущего) превращает должное в нечто объективное, вводит моральные идеалы в систему объективного постижения мира. Опосредствующее звено между рационализмом науки и рационализацией бытия - социальной и моральной гармонией - состоит в развитии производительных сил (наука с течением времени становится все более динамичной и непосредственной компонентой производительных сил), определяющих экономический базис общества и вырастающую на нем общественную надстройку. Развитие производительных сил, неразрывно связаннее с рациональным познанием природы, является в последнем счете двигателем общего развития, ведущего к социальной гармонии и реализующего этические идеалы человечества.

 

Если взглянуть в свете такой концепции на роль неклассической науки в общественном развитии и в реализации моральных и общественных идеалов, то можно прийти к следующему заключению. Наука XX в. выражает в несравненно более явной, чем раньше, форме свойственную и классической науке XVII-XIX вв. рационализирующую функцию. Здесь уже нет длинной цепи неявных и косвенных звеньев перехода от рационализма науки, от постижения космического ratio к рациональным общественным формам. Неклассическая наука отчетливым и явным образом привязана к обоим полюсам - и к ratio Вселенной, и к ratio общественного бытия. Первая связь вытекает из подвижности общих принципов и общих представлений о Вселенной, которая так характерна для неклассической науки и является основной характеристикой ее стиля. В современной физике частные вопросы, относящиеся, например, к определенному типу частиц, явным образом неразрешимы без того или иного пересмотра спектра частиц, а может быть, и астрофизических представлений, т.е. без пересмотра всей общей картины космоса и микрокосма, без приближения к более конкретной и точной концепции ratio мира. С другой стороны, неклассическая наука, не теряя своего интегрального стиля, оказывает наиболее динамическое воздействие на технику, причем уровень динамизма, тот факт, что паука вызывает не только незатухающую скорость, по и не затухающее ускорение технического прогресса, зависит от этого интегрального стиля, от подвижности и изменчивости фундаментальных представлений о мире.

 

С рационализирующим эффектом науки, с ее постоянным движением к социальной и моральной гармонии связан и эмоциональный эффект науки. Современная наука, так же как и классическая, не только дает человеку сведения о мире, но и внушает ему определенные эмоции. Но классическая наука сопровождалась эмоциональным подъемом у широких кругов при своем генезисе и при очень радикальных переменах курса. В современной науке такие перемены стали почти непрерывными. Наука внушает современному человеку надежды, тревоги, ощущение связи с прошлыми поколениями и с будущим - очень широкий спектр эмоций. В частности, интерес к будущему, тревогу за будущее, любовь к будущему - прогнозную компоненту современной общественной психологии. Эта компонента неотделима от позитивных идеалов. Ретроспективные оценки обращены в прошлое, позитивные идеалы - в будущее. Современный взрыв прогнозного мышления характерен не только для научной мысли и вообще не ограничивается мышлением, он приобретает эмоциональный характер. И он, по-видимому, глубже и длительней, чем противостоящее ему отрицание позитивных идеалов.

 

Следует подчеркнуть, что воздействие науки на социальную психологию происходит в значительной мере через интуицию, через то, что можно было бы назвать социальной интуицией. Именно поэтому моральный авторитет Эйнштейна был так высок не только в научных кругах, но и в более широких, где содержание его идей было известно только понаслышке - недостаточно для логических выводов, но достаточно для интуитивного ощущения связи этих идей с моральными идеалами. Впрочем, и в научных кругах, где исходные физические концепции Эйнштейна были хорошо известны, их моральный эффект постигался по большей части интуитивно. Во всяком случае интуиция была необходимым условием постижения морального эффекта идей Эйнштейна и неклассической науки в целом.

 

И еще один момент, связанный интуитивным, по преимуществу психологическим, а не логическим постижением связи неклассической науки с эмоциональным миром человека и его моральными идеалами. Эта связь была очень личной. На сознание широкого круга людей воздействовало не абстрактное содержание идей Эйнштейна, а его живой образ, конкретные особенности, наружность, привычки, поведение. А если это не было известно, то "гулливеровское" ощущение вызывалось все время присутствующим, все время сохраняющимся знанием, что где-то живет человек, который обладает абсолютной смелостью мысли, прикованной к самым фундаментальным тайнам мироздания. Именно такое представление, никогда не исчезавшее из сознания или подсознания современников Эйнштейна, было "стуком гигантского сердца". Логической и абстрактной связи между наукой и идеалами общественной гармонии было достаточно для морального авторитета ученого. Но здесь был не только авторитет, Эйнштейна любили, и его смерть вызвала повсеместную скорбь как свидетельство очень личной связи мыслителя со своими современниками. Это все та же "вечерняя" примиренная грусть об исчезающей индивидуальной жизни. Примиренная, - потому что основное содержание индивидуальной жизни не экзистенция, а бытие: индивидуальная жизнь заполнена внеличным, неисчезающим, бессмертным. Грусть, потому что бытие включает надличное, реализованное в личное, включает индивидуальную неповторимость. Сама эта грусть выражает бессмертие личного. Смерть Эйнштейна и ее резонанс навевают мысль не о бессмертии как растворении личного в надличном, а о бессмертии как гармонии, в которой личность вносит в надличное свой неповторимый вклад. Его неповторимость, его сохранение и в то же время исчезновение навеки - источник сложной реакции на смерть человека.

Картина дня

наверх