Случайные открытия или последовательное заселение?

 

В 1957 г. в Лондоне вышла книга новозеландского историка Эндрю Шарпа «Древние путешественники в Тихом океане».

В отличие от Те Ранги Хироа, ученого-энтузиаста, склонного к известной переоценке мореходных возможностей полинезийцев, Шарп с нескрываемым скептицизмом оценивает деятельность мореплавателей солнечного восхода. Признавая, что Полинезия была заселена в ходе многочисленных дальних и ближних морских экспедиций, в разное время организованных ее обитателями, Шарп считает, однако, что подавляющее большинство плаваний предпринято было случайно, без заранее обдуманного намерения. Шарп ставит под сомнение эффективность навигационных навыков полинезийцев и отмечает, что многие обстоятельства указывают на то, что контакты между различными архипелагами и островами Полинезии были непостоянными.

«Полинезия,— говорит он,— это множество миров в себе, миров недоступных, которые могли быть открыты только в ходе случайных миграций. Предел эффективности плавания определяется тем расстоянием, которое могло быть достигнуто при немногодневном путешествии в открытом море в условиях, если ветры и течения благоприятствовали такому путешествию.

Преднамеренные контакты на расстояниях, превышающих 100 миль, в водах, где отсутствуют промежуточные острова, могли быть осуществлены только между островом Ротума и островами Эллис (200 миль), островами Фиджи и Самоа (150 миль), Таити и Туамоту (170—230 миль) и Раротонга и Атиу (116 миль). Но такие изолированные мирки, как Гавайские, Маркизские острова, архипелаг Токелау и другие, были заселены лишь в ходе одиночных плаваний на случайных каноэ».

Почему, спрашивает он далее, не было бататов на Самоа и островах Кука, свиней на Новой Зеландии, островах Мангаиа, Аитутаки, Мангарева и на острове Пасхи. Почему не было собак на Маркизских островах? Почему письменность существовала только на острове Пасхи, а криволинейный орнамент только на Новой Зеландии, почему так велики различия в культурах западной и восточной Полинезии, Гавайев и Новой Зеландии? Ответ на все эти вопросы он дает один: Полинезия заселялась случайно и беспорядочно.

Книга Шарпа вызвала оживленную дискуссию, в которой приняли участие не только виднейшие океанисты, но и моряки, причем и те и другие подвергли основательной и всесторонней критике воззрения новозеландского скептика.

Наиболее убедительный ответ дали Шарпу американский археолог Роберт Саггс и группа авторов, чьим работам по истории полинезийского мореплавания было посвящено несколько специальных выпусков новозеландского журнала «Journal of Polynesian Society».

Ни один из этих авторов не отрицает, что случайные плавания играли в истории освоения Полинезии очень большую роль. Не отрицают они, что нередко раз установленные контакты прерывались и этим во многом объясняются различия в материальной культуре отдаленных друг от друга островов и архипелагов. Но решающую роль в заселении Полинезии все же сыграли не горе-путешественники, отнесенные ветрами к неведомым берегам, а мореплаватели, которые бороздили воды Океании по определенным маршрутам и с определенной целью.

Лучший ответ Шарпу был дан за сто восемьдесят восемь лет до выхода его книги раиатейцем Тупиа, который, как мы уже это отмечали, указал Куку местоположение семидесяти четырех островов в радиусе 1500 миль. Никто, однако, не видел Тупиа у рулевого весла быстрокрылого каноэ, и скептики могут не без основания сказать, что географический кругозор отнюдь еще не свидетельствует о постоянных контактах между Раиатеа или Таити и этими семьюдесятью четырьмя островами. Но вот другой пример, свидетельствующий не только об обширных географических познаниях полинезийцев, но и об огромном опыте их дальних морских плаваний.

В начале XIX в. англичанин Маринер, долгое время проживший на островах Тонга, записал случай (и при этом заурядный), который произошел с местным вождем Кау Моалой. Кау Моала отправился на своем каноэ на острова Фиджи, попытался оттуда вернуться на родной остров Вавау (от Фиджи до Вавау 220 миль), но не смог высадиться там и отправился за 300 миль на острова Самоа. Ветры отнесли его за 400 миль к острову Футуна. Там он пробыл год, затем при попутных ветрах прошел 350 миль к острову Ротума, оттуда совершил переход на острова Фиджи и затем уж возвратился к себе на Вавау. В общей сложности Кау Моала прошел свыше 1500 миль, причем, если исключить «вынужденную посадку» на острове Футуна, все его маршруты были намечены заранее с учетом условий наиболее благоприятных для межостровных переходов.

От Гавайских островов до Таити 2240 миль — дистанция, которая более чем в двадцать два раза превышает «стомильный предел» Шарпа. Много лет назад известный океанист Перси Смит записал гавайскую легенду, в которой содержались следующие навигационные рекомендации: «…если ты плывешь к Каики [Таити], то должен знать, когда появятся новые звезды над безбрежным океаном. Когда дойдешь до Пико-о-Уакеа [экватора или, точнее, линии раздела Южного Пассатного течения и Экваториального противотечения], то потеряешь из виду звезду Хокупуа [Полярную]. Тогда держись звезды Неве, она будет для тебя путеводной, и созвездия Хуму [Южного Креста], оно также приведет тебя к цели».

Испанские хронисты XVII в. упоминают о частых плаваниях жителей острова Палау (Каролинские острова) и Марианских островов на острова Минданао и Самар Филиппинского архипелага.

В одном из тех специальных выпусков журнала «Journal of Polynesian Society», на который мы выше уже ссылались, помещена чрезвычайно интересная таблица случайных и не случайных плаваний, которые совершили обитатели Полинезии и Микронезии за время с 1777 по 1959 г. Разумеется, судить о мореходных возможностях далекого прошлого мореплавателей солнечного восхода по данным конца XVIII, XIX и XX вв. трудно, и материалы этой таблицы имеют лишь относительное и вспомогательное значение. Но следует иметь в виду, что в ней сведены исключительно данные о плаваниях на океанийских транспортных средствах, преимущественно на каноэ с балансиром. Из двухсот восемнадцати маршрутов шестьдесят три — преднамеренные и многие из них многодневные.

Особенно интересны данные о дальних плаваниях в Микронезии, которые заимствованы из описания путешествия на «Рюрике» прославленного русского морехода О. Е. Коцебу (1817 г.) и записок американского капитана Чарлза Уилкса (1839— 1842 гг.). О. Е. Коцебу и А. Шамиссо упоминают о семидесятидневном плавании с островов Яп и Улити, расположенных в западной части Каролинской группы, к атоллу Аур (Маршалловы острова). В струе Экваториального противотечения несколько островитян совершили переход протяженностью 2500 миль! Сам Коцебу говорит о восьмимесячном плавании островитянина Каду и трех его спутников. Каду прошел 1500 миль от Марианских островов к атоллу Аур. Ч. Уилкс со слов жителя острова Куриа (архипелаг Гилберта) получил весьма точные сведения о плаваниях, которые совершил в конце XVIII в. дед рассказчика. Этот смелый мореплаватель прошел вдоль всего архипелага Гилберта, покрыв в оба конца дистанцию порядка 1500 миль.

В этой же таблице приводятся (правда, под знаком вопроса) сведения о плавании с островов архипелага Гилберта на острова Самоа (около 1300 миль).

Но, пожалуй, наиболее яркие страницы в историю полинезийских открытий внесли те отважные мореходы, которые в X—XIV вв. пересекли широкое водное пространство между островами Общества и Новой Зеландией. Случайным это великое открытие (или, точнее, серию великих открытий) назвать нельзя никоим образом. Опытные кормчие были одновременно и организаторами массового переселения с островов Общества на Новую Зеландию, переселения планомерного, осуществлявшегося по этапам, причем колонисты оседали на заранее намеченных участках побережья Северного острова Новой Зеландии, который выходцы из Гаваики назвали страной Те-Икиа-Мауи. И все это происходило за четыреста — шестьсот лет до того, как голландец Тасман «впервые» открыл Новую Зеландию, и лет за восемьсот до появления на этом острове предков Эндрю Шарпа…

История великих переселений из страны Гаваики на Новую Зеландию подробно изложена в книге Те Ранги Хироа «Мореплаватели солнечного восхода» в главе «Южный угол треугольника». Эту главу смело можно назвать новозеландской одиссеей. Книга Те Ранги Хироа дважды издавалась в Советском Союзе, и мы очень рекомендуем читателям ознакомиться с нею.

 

 

Пути древних мореходов

По каким путям странствовали мореплаватели солнечного восхода? Ответив на этот нелегкий вопрос, мы можем отчетливо представить себе, в какой последовательности заселялись острова Океании и Австралия и где находились очаги древних переселений, постепенно захвативших все островные созвездия Южных морей.

Заселение Океании. История первоначального заселения Океании во многом неясна. Смутные воспоминания о былых океанийских одиссеях сохранились (и при этом далеко не на всех островах) лишь в преданиях, которые на протяжении многих веков передавались из уст в уста, от деда к отцу, от отца к сыну.

Еще более расплывчаты, еще более зыбки черты той древней прародины, откуда некогда пришли в Океанию предки современных обитателей Меланезии, Микронезии и Полинезии. Где бы ни находилась эта прародина, найти ее нелегко. Ведь за те долгие тысячелетия, которые миновали со времен первых переселений в Океанию, необратимые перемены произошли и там, откуда вышли в свой путь древние аргонавты, и в тех местах, где они утвердились после долгих скитаний.

И тем не менее многое постепенно проясняется. Лингвисты, археологи, океанологи, антропологи, этнографы, ботаники, а в последнее время физики нащупывают и прослеживают незримые нити, связывавшие в далеком прошлом Океанию с остальным миром.

Они сравнивают живые языки островов Южных морей и Юго-Восточной Азии, они сопоставляют материальные остатки древних культур Океании, Китая, Индонезии, Индокитая, Филиппин, Южной Америки, они восстанавливают трассы путей, по которым на острова Тихого океана пришли растения-кормильцы — кокосовая пальма, батат, ямс, таро, хлебное дерево. Они изучают внешние, физические признаки океанийцев и их дальних соседей по одну и по другую сторону Тихого океана. Совсем недавно в армию исследователей-океанистов влились специалисты-физики. Пепел костров, угасших много столетий назад, полуистлевшие частички тканей, осколки раковинных орудий послужили им материалом для радиоуглеродных датировок. На карте Океании появились точные цифры — данные о возрасте древнейших поселений. Цифр этих пока еще очень мало, но уже сейчас они позволяют составить определенное суждение о путях океанийских миграций и о той последовательности, в которой заселялись острова Полинезии.

Океанистика рождалась в спорах, и по самым острым, самым жгучим ее проблемам, проблемам происхождения народов Океании, бурная дискуссия ведется и в наши дни. В настоящее время спор, однако, идет не о географическом положении прародины океанийцев, а о тех путях, по которым осуществлялось заселение Полинезии из Юго-Восточной Азии, и о той роли, которую могли в процессе полинезийского этногенеза играть миграции из Южной Америки.

Вряд ли в наши дни можно говорить о гипотезе американского происхождения полинезийцев. Показательно, что «американист» Тур Хейердал теперь разделяет общепринятую точку зрения о Юго-Восточной Азии как древней родине обитателей Полинезии и расходится со сторонниками теории азиатского происхождения полинезийцев лишь в деталях.

Нельзя не отметить также, что в свете тех бесспорных данных, которыми ныне располагает океанистика, совершенно теряет значение гипотеза автохтонного происхождения океанийцев, то есть взгляд на них как на исконных обитателей этой части света. Острова Океании заселены были на протяжении последних двух-трех тысяч лет, и если когда-либо в Тихом океане и существовали обширные массивы суши, то было это задолго до появления там Homo Sapiens, в давние геологические эпохи, от которых первых океанийцев отделяет глубокая «временная» пропасть.

Несомненно, что прародиной современных океанийцев была не мифическая Пацифида — гигантский материк, погрузившийся в неведомые времена в пучины Тихого океана, и не Американский континент. Корни всех океанийских культур уходят в азиатскую подпочву. Культурные растения и домашние животные, постройки и лодки, каменные орудия, различные особенности хозяйственного уклада — все эти элементы указывают на тесные генетические связи Океании и Юго-Восточной Азии. В еще большей степени об этом свидетельствуют языки океанийского, и особенно полинезийского, мира — ветви единой малайско-полинезийской семьи. Трассы этих давних родоначальных связей ведут в Океанию из азиатского юго-востока 2-го и 3-го тысячелетий до н.э.

В этой части Азии этническая картина в позднем неолите и в эпохи меди, бронзы и железа была очень пестрой. До 3-го тысячелетия до н.э. юг Индокитая и Малайский архипелаг населяли негроавстралоидные племена. С 3-го тысячелетия до н.э. в эти области начинают проникать с севера, из Китая, монголоидные племена, которые в настоящее время принято называть протоиндонезийцами. Протоиндонезийцы к 1-му тысячелетию до н.э. прочно осели на новых местах. При этом они частично ассимилировали, а частично «выжали» из тех областей, где они утвердились, негроавстралоидов. Часть этих негроавстралоидов двинулась в Океанию и образовала протомеланезийский субстрат на островах Меланезии. Позднее из азиатского юго-востока двинулись в Океанию и протоиндонезийцы, которые в свою очередь подверглись напору новых монголоидных мигрантов. На рубежах Полинезии и Меланезии сложился в ходе смешения монголоидных и негроавстралоидных элементов полинезийский антропологический тип. Протополинезийцы, укоренившиеся в 1-м тысячелетии до н.э. на западной окраине Полинезии, постепенно продвигались все дальше и дальше к востоку и к середине 1-го тысячелетия н.э. дошли до самых восточных островов Полинезии, причем миграция эта проходила волнами и процесс заселения островов Полинезии растянулся на много столетий.

Древняя общая основа материальной культуры океанийцев в новой географической обстановке приобрела черты, которые отличают ее, и порой довольно резко, от более поздней материальной культуры Юго-Восточной Азии. На островах Океании не было металлических руд, и естественно, что в этих условиях забыто было искусство выплавки металлов. Острова Полинезии, крайне бедные глиной, оказались могилой гончарного искусства, глиняную посуду там вытеснили из обихода скорлупа кокосовых орехов, тыква, бамбук. На островах Океании не было многих сельскохозяйственных культур, произраставших в Юго-Восточной Азии, а в силу этого изменился и весь хозяйственный уклад океанийцев. Таро, ямс, бататы, кокосовые орехи и плоды хлебного дерева заменили рис, а тапа и плетеные изделия — ткани.

Родоначальный характер древних связей Океании с Юго-Восточной Азией не вызывает сомнений. Сложнее обстоит дело с путями, по которым шло заселение океанийских островов.

В 30-х годах нашего столетия Те Ранги Хироа разработал схему так называемого полинезийского треугольника, которая дает весьма наглядное представление об основных путях миграции и последовательности заселения островов Полинезии. Южный угол треугольника располагается в Новой Зеландии, северный — на Гавайях, восточный — у острова Пасхи.

Те Ранги Хироа, мастерски владея языком образов и символов, вписал в контуры этого треугольника фигуру осьминога. Голову этого осьминога он поместил в самом центре треугольника на островах Общества (у Таити). От головы восемь длинных щупалец тянутся к углам и боковым сторонам треугольника.

Голова — это страна «Гаваики», легендарная полинезийская прародина, откуда по всей Океании расселились мигранты, пришедшие туда из Азии через Микронезию. Щупальца — пути, по которым шло заселение. Те Ранги Хироа полагал, что от головы этого осьминога-родоначальника первые щупальца вытянулись на восток и северо-восток в сторону Маркизских и Гавайских островов. В XIII—XIV вв. одно из щупалец подалось на юго-запад, в сторону Новой Зеландии, которая окончательно заселена была примерно к 1350 г. Еще позже новые щупальца дотянулись до атоллов Туамоту и островов Мангарава и Пасхи.

За три десятилетия, минувшие со «дня рождения» полинезийского треугольника, археологи, лингвисты, антропологи и этнографы собрали множество новых данных. Однако схема Те Ранги Хироа с честью выдержала испытание временем, хотя в нее и пришлось внести некоторые изменения.

В настоящее время на основании новых археологических данных и ряда радиоуглеродных датировок предполагается, что расселение в Полинезии шло от островов Фиджи, Тонга и Самоа, до которых азиатские мигранты добрались в 1-м тысячелетии до н.э. В конце 1-го тысячелетия до нашей эры мореплаватели солнечного восхода достигли Таити и Маркизских островов. Отсюда на протяжении 1-го тысячелетия шло заселение Гавайев и острова Пасхи. На рубеже 1-го и 2-го тысячелетий началось заселение Новой Зеландии выходцами из островов Общества. Все эти миграции шли волнами.

В пределах полинезийского треугольника основные трассы древних миграций намечаются достаточно отчетливо. Однако до сих пор не ясно, какие пути связывали Полинезию на заре эры ее заселения с Юго-Восточной Азией. Равно возможны две трассы — Меланезийская и Микронезийская.

В последнее время Тур Хейердал выдвинул гипотезу заселения Полинезии северотихоокеанским путем. По мнению Т. Хейердала, мигранты из Юго-Восточной Азии, покинув свою родину «на неолитических лодках» в 1-м тысячелетии до н.э. по течению Куросио и Северо-Тихоокеанскому течению дошли до северо-западных берегов Северной Америки и оттуда в начале 2-го тысячелетия н.э. доплыли сначала до Гавайских островов, а затем и до архипелагов центральной Полинезии. Такой ход процесса миграции устраняет, по мнению Т. Хейердала, огромный хронологический разрыв между неолитом Индонезии и Полинезии, ибо в эту «временную» брешь вводится «северо-западный трамплин».

Но ведь отчетливые следы древнего, и при этом явно малайско-полинезийского, заселения в западной Полинезии, на Таити и на Маркизских островах датируются не началом 2-го тысячелетия н.э., а концом 1-го тысячелетия до н.э., и от этого исходного хронологического рубежа вплоть до нашего времени зримо прослеживается непрерывная последовательность культур малайско-полинезийского круга. А поскольку нет разрыва между южноазиатским и полинезийским неолитом, то и отпадает нужда в «северо-западном трамплине».

Касаясь же реальных возможностей плавания по северотихоокеанскому пути, необходимо отметить, что трасса эта вдвое длиннее меланезийской или микронезийской и проходит не в тропиках, а в холодных сороковых и даже пятидесятых широтах северного полушария. Полуголые мигранты в этих студеных водах должны были бы плыть до американской земли не неделю и даже не месяц, а по крайней мере полгода.

Гипотеза Т. Хейердала оспаривается и океанологами. По мнению советского океанолога В.И. Войтова, условия для плавания на каноэ в интервале между берегами северо-западной Америки и Гавайскими островами неблагоприятны, преодолеть этот отрезок северотихоокеанской трассы можно на парусных каноэ лишь в летнее время и только в том случае, если суда эти каким-либо образом смогут отойти от американских берегов на 300—400 миль к юго-западу и добраться до зоны зарождения пассатов.

Огромная заслуга Т. Хейердала состоит в том, что он доказал возможность плавания на бальсовых плотах из Перу в Полинезию.

Спустя пять лет после плавания на «Кон-Тики» Т. Хейердал и его соотечественник археолог Арне Шельсвольд провели чрезвычайно интересные археологические исследования на Галапагосских островах, лежащих в 600 милях от эквадорских берегов. Необитаемые в прошлом Галапагосские острова расположены на исходном участке пассатного пути Перу — Полинезия, и до 1952 г. считалось, что они располагались вне сферы древне-перуанских культур. Норвежские исследователи доказали, что до испанского завоевания перуанцы время от времени посещали Галапагосские острова. Судя по обнаруженным там фрагментам керамики, связь с этими островами поддерживалась на протяжении нескольких веков в эпохи Тиуанако (500—1000 гг.), Чиму (1000—1300 гг.) и в инкские времена (1300—1530 гг.). Поскольку до Галапагосских островов древние перуанцы могли добраться только на бальсовых плотах, эксперимент, осуществленный на «Кон-Тики», получил дополнительное и весьма веское подтверждение.

Надо сказать, что эксперимент на «Кон-Тики» кое в чем не удовлетворил Т. Хейердала. Гуары — выдвижные кили, которыми в соответствии с мореходными традициями древнего Перу был оборудован этот плот,— не оправдали себя в плавании. «Кон-Тики» оказался трудноуправляемым и не слишком пригодным для плавания при противных ветрах.

В 1953 г. Т. Хейердал предпринял в эквадорских водах новые эксперименты, с тем чтобы освоить технику выдвижных килей. Опыты эти увенчались успехом. Т. Хейердал и его соратники А. Шельсвольд и эквадорец Э. Эстрада установили, что «при быстрой перемене паруса, столь же быстро выдвигая и вдвигая гуары в любой критический момент, когда плот разворачивается по воле ветра, удается вернуть его в нужное положение и взять новый курс даже при противных ветрах».

Результаты этих испытаний позволяют коренным образом переоценить прежние, весьма пессимистические суждения о мореходных достоинствах бальсовых плотов. Несомненно, это были суда, приспособленные для довольно длительных плаваний в условиях постоянных течений и устойчивых ветров, а именно такая обстановка характерна для зоны Южного Пассатного течения в восточной части Тихого океана.

Однако главные трудности ожидали экипажи плотов не в открытом море, а при попытках пристать к берегу. Могучее пассатное течение, которое несет суда, идущие на запад к желанной цели, в непосредственной близости от пункта назначения становится не союзником, а противником мореплавателей. Оно проносит плоты мимо встречных островов. Смертельные опасности подстерегают команды плотов у барьерных рифов коралловых атоллов и у скалистых, усеянных подводными камнями наветренных берегов вулканических островов. В этих условиях гуары вряд ли могли спасти морских странников. Думается, что до Полинезии добирались лишь одиночные плоты и оседали на ее окраинных восточных островах лишь немногочисленные счастливцы, которым удавалась высадка на грозные берега этих островов.

Но бесспорно, что Полинезия была достижима, и отнюдь не лишено вероятия, что выходцы из Перу добирались до Маркизских островов, архипелага Туамоту, островов Мангарева и острова Пасхи. По сравнению с постоянным миграционным потоком, который шел с запада, эти восточные «струйки», вероятно, были весьма маломощны.

В послесловии к «Кон-Тики» Т. Хейердал писал: «Успешный результат экспедиции на «Кон-Тики» не доказал правильности моей миграционной теории, как таковой. Мы доказали лишь, что южноамериканский бальсовый плот обладает качествами, о которых современные ученые раньше не знали, и что тихоокеанские острова расположены в пределах досягаемости для доисторических судов, отплывающих из Перу».

Действительно, навигационные возможности древнеперуанских плотов, как справедливо отметил Т. Хейердал, еще не доказывают, что из Перу происходили миграции в Полинезию. Такого рода доказательством могут служить лишь «вещественные» следы древних связей между Южноамериканским материком и островами Полинезии. Т. Хейердал полагает, что «все черты полинезийской расы и культуры можно объяснить, допустив субстрат из Перу, за которым последовало вторжение из Индонезии (пожалуй, вернее будет сказать, из Юго-Восточной Азии) по течению Куросио и через Северо-Западную Америку». До настоящего времени археология не подтвердила наличия такого перуанского субстрата. Напротив, исследования американского археолога Р. Саггса, которые привели к открытию древнейшей малайско-полинезийской культуры на Маркизских островах, и работы археологов хейердаловской экспедиции на острове Пасхи свидетельствуют, что глубинный субстрат на этих островах явно малайско-полинезийский, а не перуанско-полинезийский.

Перуанско-полинезийские параллели выявляются не в основании, а в средних горизонтах непрерывной последовательности культур острова Пасхи. Ряд таких параллелей отмечает Т. Хейердал — в частности, пресноводный тростник тоторо, встречающийся в Перу и на острове Пасхи, особенности каменной кладки многочисленных аху острова Пасхи и древнеперуанских сооружений и т.д.

В XI—XIV вв. на северном побережье Перу, то есть как раз в той части южноамериканского берега, откуда могли стартовать на запад бальсовые плоты, существовало государство Чиму, впоследствии завоеванное инками. Культуре Чиму на северном побережье предшествовала культура Тиуанако, в главном центре которой, в районе озера Титикака, были созданы колоссальные каменные сооружения. С этими памятниками и тиуанакскими скульптурами Т. Хейердал сопоставляет каменные платформы-алтари (аху) и знаменитые каменные статуи острова Пасхи. По данным Т. Хейердала и его сотрудников, статуи острова Пасхи относятся к «среднему периоду», то есть датируются XI— XVII вв. Однако хронологическое и типологическое соответствие этих памятников сооружениям великой мегалитической культуры древнего Перу оспаривается многими исследователями.

Не совсем понятно также, почему тиуанакские мигранты, выходцы из страны, где металлургия (бронза) и гончарное искусство стояли на очень высоком уровне, не оставили на острове Пасхи ни глиняных черепков, ни обломков медных и бронзовых орудий.

На все эти вопросы ответ дадут будущие археологические исследования.

Заселение Австралии. В отличие от всех прочих материков с их пестрым по расовому составу населением Австралия была заселена людьми одного и того же антропологического типа и одной и той же лингвистической семьи и на ее берегах первые переселенцы появились сравнительно недавно, примерно двадцать тысяч лет назад, в конце палеолита.

Антропологи предполагают, что люди эти явились в Австралию из Юго-Восточной Азии, причем пришли они сюда посуху. В исходе палеолита между Австралией и Индокитаем располагались массивы суши, разделенные очень узкими проливами, и по этим межконтинентальным мостам древние мигранты могли странствовать, не преодолевая сколько-нибудь значительных водных преград. На то что прародина австралийцев действительно находилась в Азии, указывают находки в Индокитае и на острове Ява черепов, костей и орудий людей, относящихся к протоавстралоидному типу. В Индокитае эти протоавстралоидные находки датируются началом неолита, на Яве — концом палеолита.

По мнению советского австраловеда В.Р. Кабо, «…заселение Австралии было длительным стихийным процессом. Через Новую Гвинею и непосредственно через прибрежные, ныне исчезнувшие области материка Сахул [как предполагают археологи, этот массив располагался в южной части современной Индонезии] первые небольшие группы протоавстралоидов, постепенно увеличиваясь в числе и расселяясь к югу, вступили на землю нынешней Австралии, где-то на полуострове Йорк и, возможно, в Арнхемленде и Кимберли. Отсюда аборигены заселили остальную Австралию». По мнению В.Р. Кабо, процессу расселения благоприятствовало то обстоятельство, что пятнадцать — двадцать тысяч лет тому назад климат Австралии был куда более мягким и влажным, чем в наши дни. В 1962 г. австралийский археолог Малвени высказал предположение, что «мост» между Австралией и Новой Гвинеей затоплен был в эпоху Фландрской трансгрессии — пять с половиной — восемь тысяч лет назад.

Люди, заселившие Австралию в пору когда она соединялась с Азией, оказались, таким образом, отрезанными от своей прародины. Хотя культурные влияния и продолжали проникать из Азии на пятый материк, эти внеавстралийские веяния были чрезвычайно слабыми, и аборигены, укоренившиеся на австралийской земле, по существу развивались в замкнутом мире. При этом им приходилось приспосабливаться ко все более и более ухудшающимся климатическим условиям. Цветущие, орошенные полноводными реками области в центральной и западной частях материка превращались в пустыни, иссушению подвергся и тропический север Австралии, где пустыня пришла на смену густым лесам. Оказавшиеся в изоляции австралийские аборигены отлично приспособились к новым условиям и сохранили в неприкосновенности свой антропологический тип.

Можно полагать, что на протяжении последних десяти — двенадцати тысяч лет Австралия оставалась «миром в себе», изолированным и замкнутым. А следовательно, фактически прервались былые связи Австралии со смежными областями островной и материковой Азии. Бесспорно, в пределах Австралийского материка его коренными обитателями совершались «географические открытия», но история этих внутриконтинентальных открытий связана с проблемами расселения австралийских аборигенов, проблемами сугубо специального характера, которые выходят за рамки нашей книги.

По этим же причинам мы лишь мимоходом коснемся одной из наиболее загадочных этнографических проблем — проблемы заселения Тасмании. Тасманийцы, ближайшие южные соседи австралийских аборигенов, резко отличались от последних по антропологическим признакам. Это были низкорослые люди с темно-коричневой кожей, курчавыми волосами, массивным лицом и широким носом. Антропологически тасманийцы стояли ближе к меланезийцам. По уровню же своего развития тасманийцы были несравненно ниже и австралийских аборигенов, и обитателей Меланезии.

Существуют две гипотезы заселения Тасмании. Одни исследователи полагают, что тасманийцы некогда населяли всю Австралию, а затем были вытеснены оттуда пришельцами с севера — предками современных аборигенов Австралии. При этом изгнанники форсировали Бассов пролив, отделяющий Австралию от Тасмании.

По мнению ряда других этнографов, тасманийцы на свой остров добирались, минуя Австралию, через острова Меланезии и, в частности, через Новую Каледонию.

С.П. Толстов полагает, что «…в процессе первоначального заселения южной Меланезии одна из негроидных групп была занесена могучим Восточно-Австралийским течением на берега Тасмании… Резкое изменение природных условий и вследствие этого способов ведения хозяйства могло привести к значительному культурному упадку».

Упадок упадком, но все же сомнительно, чтобы народ, живущий у морских берегов, утратил все свои былые мореходные навыки и потерял способность строить лодки однодеревки. Ведь тасманийцы плавали только на плотах из свернутых в трубку кусков эвкалиптовой коры, причем даже весел и гребков у них не было, а приводили они свои плоты в движение шестами. На таких суденышках плавать в открытом море немыслимо. Таким образом, «меланезийская гипотеза» происхождения тасманийцев оставляет неразъясненным вопрос о тех транспортных средствах, с помощью которых тасманийцы могли «переброситься» из Новой Каледонии на свой далекий остров.

Заключение. Итак, обращаясь к источникам по истории древних переселений народов австрало-океанийского мира, можно установить, что в далекие доисторические времена миграционные потоки из Юго-Восточной Азии достигли австралийского материка и затем переселенцы постепенно продвинулись до южных берегов Австралии. С ходом этого заселения связано открытие пятого материка древними австралийцами. В Океании, и в частности в Полинезии и Микронезии, на протяжении двух тысяч лет, в течение которых происходило последовательное заселение многочисленных архипелагов и островов, древние океанийские мореходы непрерывно совершали выдающиеся открытия. Высокая мореходная техника океанийцев позволяла им осуществлять преднамеренные плавания на дальних дистанциях в условиях, порой крайне неблагоприятных для продвижения с запада на восток, а именно в этом направлении совершались миграции в Южных морях.