автор Мих. Кулыбин
http://monarhist.net/History_glimpse/Articles/19/Perventsy_i...
В отечественной историографии (особенно, послереволюционной) декабрьское восстание 1825 г. всегда занимало особое место. В сущности, это - совершенно правильно. Ведь несмотря на то, что по форме это был очередной дворцовый переворот, каких в российской истории ХVIII в. было немало (недовольство дворянства выразилось в стремлении “посадить” на Русский Престол угодного аристократии кандидата в лице Великого Князя Константина Павловича); сущность декабрьского мятежа была куда глубже - изменение самого государственного устройства Российской Империи. Предыдущая подобная попытка, предпринятая “верховниками”, заставившими Императрицу Анну Иоанновну в 1730 г. подписать “кондиции”, ограничивавшие Царскую власть в угоду дворянству, не только закончилась неудачей, но и не носила открытого, “социального” характера.
Поэтому совершенно неудивительно, что и в либеральной, и в революционной историографии властно утвердилось непременно позитивное отношение к идеологам и участникам декабрьского мятежа. Идеологические шоры не давали исследователям объективно относиться к противоборствующим сторонам в этом социально-политическом конфликте. С одной стороны были “пламенные революционеры” (в советской традиции) или же благородные мечтатели и романтики (в традиции либеральной), а с другой -реакционный, ограниченный “царь-изувер” Николай Палкин, как его подленько обозвал идол интеллигентствующей публики конца ХIХ в. Лев Толстой. Целью данного доклада является попытка с высоты нашего нынешнего исторического опыта непредвзято разобраться в идеологии декабристов и в том, что дали бы России “благородные борцы с крепостным правом”, приди они к власти. Конечно, историю переписать нельзя и сослагательного наклонения она не знает, но только изучая ее мы сможем объективно разбираться и в современных нам событиях. Существует расхожая фраза, утверждающая, что “история учит только тому, что она ничему не учит”. Это, разумеется, не так, но научить чему-то история может только того, кто ее знает. К сожалению, уже давно, с середины ХIХ в. (а отнюдь не только после катастрофы 1917 г.) русская историография фактически находится в плену у либерально-революционной интеллигенции, и пробраться к истине сквозь нагромождения идеологической дезинформации куда как не просто. В начале не могу не сказать несколько слов о морально-нравственной стороне вопроса. Можно было бы начать с нарушения дворянами-офицерами присяги верности своему Государю (возражение, что они не еще присягали Николаю I, поистине, не серьезно; всем известно, что будущие декабристы намерены были убить Императора Александра I). Но слова о долге и чести, о фактическом нарушении церковного обета вроде бы православными людьми, к сожалению, не в чести у отечественных историографов. Обратимся к более очевидным вещам. Уже полторы сотни лет никого почему-то не удивляет, что ни один из этих “благородных борцов с рабством” не освободил своих крепостных. Казалось бы, если ты уж такой противник рабской зависимости “мужичков”, - покажи пример -освободи имеющуюся у тебя “крещеную собственность”. Тем более, что юридическая база для такого акта была создана Императором Александром I, издавшим в 1803 г. Указ о “вольных хлебопашцах”. Но нет, говорить о “свободе” на заседаниях масонских лож или в великосветских салонах (попивая шампанское и закусывая ананасами, купленными на доходы со своих “именьишек”) - это одно, а действительно освободить своих рабов - совсем другое. А один из наиболее “пламенных” декабристов - П.Каховский, убивший героя Отечественной войны 1812 г. генерал-губернатор Санкт-Петербурга М.Милорадовича - вообще незадолго до мятежа проиграл последних своих крестьян “в картишки”, так что, видимо, терять ему было нечего, “кроме своих цепей”. Эту замечательную “двойственность” мировосприятия в той или иной мере сохранили все последователи декабристов в борьбе с Русской государственностью. Начиная с “разбуженного” декабристами А.Герце-на, который вел борьбу с крепостным правом (на прибыли со своих имений) и с Царским правительством (даже не конфисковавшим эти имения), и заканчивая идеологом анархизма князем П.Кропоткиным и самим “вождем мирового пролетариата” В.Ульяновым-Ленином (также не брезговавшими доходами со своей собственности). Достойно упоминания и такое благородное деяние декабристов, как обман наивных и доверчивых солдат, которых они подвигли выступить “за законного царя Константина и жену его Конституцию”. Николай Бестужев в своих записках совершенно откровенно описывает с каким хладнокровием он и его единомышленники взялись за обман солдат, после заседания членов Тайного общества 27 ноября: “Рылеев, брат Александр и я... решились все трое идти ночью по городу и останавливать каждого солдата... и передавать им... что их обманули не показав завещания покойного царя, по которому дана свобода крестьянам и убавлена до 15 лет солдатская служба. Это положено было рассказывать, чтобы приготовить дух войска...”. Поистине - благородное дело идеалистов-романтиков! То, что солдатам, неведавшим, что творят, придется отвечать за участие в бунте - несущественно: “цель – оправдывает средства”.Не менее примечательно поведение декабристов во время следствия. Подавляющее большинство из них с готовностью доносило о своих единомышленниках, еще не известных следственной комиссии. Несостоявшийся “диктатор” С.Трубецкой радовался, что не пошел на Сенатскую площадь (тоже, кстати, весьма благородный поступок), а то “мог бы сделаться истинным исчадьем ада, каким-нибудь Робеспьером или Маратом, поэтому в раскаянии благодарю Бога”. “Певец декабризма”, поэт К.Рылеев “Признавался чистосердечно... что преступной решимостью своей служил самым гибельным примером”. Е.Оболенский пишет Николаю I: “Сознавшись, я имею совесть спокойной, я падаю, Ваше Величество, к Твоим ногам и прошу у Тебя прощения не земного, но христианского... Отец Твоих подданных, посмотри в мое сердце и прости в Твоей душе Твоему заблудшему сыну”. А вот письмо к Государю Никиты Муравьева: “Ваше Величество, я знаю, что не имею никакого права на Ваше милосердие, но... доставь им (матери и жене) мои письма; они будут, по крайней мере,.. чувствовать весь ужас моего преступления”. Сам П.Пестель уверяет: “Все связи и все проекты, которые связывали меня с Тайным обществом, порваны навсегда; умру ли я, останусь ли жив, я отошел от них навсегда. Я не могу оправдаться перед Его Величеством; я прошу только Его милости: пусть Он соблаговолит использовать в мою пользу самое прекрасное право своей короны - помилование и вся моя жизнь будет посвящена признательности и безграничной привязанности к Его Лицу и Его Августейшей Семье”. Любопытны и слова из письма к Николаю I Каховского (который, между прочим, по поручению Рылеева собирался убить Государя): “Я люблю Вас, как человека, от всего моего сердца я желаю иметь возможность любить Вас, как Государя”. А где же убежденность в правоте своих идей? Где же благородная готовность отдать даже жизнь свою для дела освобождения крестьян? Впрочем, конечно, не было бы ничего лучше, если бы все эти красивые слова произносились от чистого сердца, если бы раскаяние тронуло сердца людей, нарушивших присягу и изменивших своему долгу. Хочется верить, что для кого-то из них это так и есть. Но как похожи эти слова на плачь Робеспьера, отвозимого на гильотину бывшими соратниками или на раскаяние “старых большевиков”, валявшихся в ногах у своих палачей и готовых на все, ради сохранения собственной жизни. Но вернемся все-таки к идеологии декабристов. Точнее сказать, - к идеологиям, поскольку сколько-нибудь четкого идейного единства у Тайных обществ не было. Согласие было только по нескольким пунктам - уничтожение Самодержавия, захват власти и ликвидация крепостного права. Весь этот джентльменский набор был, разумеется, обильно сдобрен национально-патриотической фразеологией. Как справедливо подметил крупнейший современный богослов и историк протоиерей Лев Лебедев: “Этот национальный “оттенок” еще раз говорит об известном факте: национализм (с его громкими националистическими теориями и лозунгами) - такое же порождение и оружие масонства, как и интернационализм”. Взгляды на грядущее устройство России у декабристов были самые разнообразные. Из всего многообразия идеологических концепций явно можно выделить две - наиболее характерные и проработанные -изложенные в относительно умеренной “Конституции” Никиты Муравьева и достаточно радикальной “Русской Правде” П.Пестеля. На них мы остановим свое внимание. Никита Муравьев был одним из лидеров т.н. Северного общества. И хотя у него были сторонники и на юге, но его влияние нельзя даже сравнивать с весом Пестеля, который был фактическим диктатором Южного общества. Большинство “южан”, да и значительная часть “северян”, пребывали под постоянным идеологическим давлением Пестеля, который практически не терпел инакомыслия. Ярким выражением этого была дискуссия о форме правления в России. Когда Пестель в 1824 г. прибыл в Санкт-Петербург для создания единой идеологической платформы, в качестве которой он предлагал свою “Русскую Правду”, предполагавшую республиканский строй, он заметил колебания многих “северян”, традиционно выступавших за ограниченную монархию. Чувствуя нерешительность многих заговорщиков он ударил по столу кулаком и воскликнул: “Так будет же республика!”. Смущенные столь явным давлением, “северяне” ответили согласием. В чем декабристы были поистине единодушны, так это в подготовке цареубийства. Об этом восторженно пишут все советские историки. Даже современный западный историк Патрик О’Мара, либерально настроенный, во всем сочувствующий заговорщикам и оправдывающий их действия, вынужден признать, что в этом вопросе заговорщики были совершенно единомысленны. Выдвигались различные планы убийства Императора Александра I в 1817, 1821, 1823, 1824 и 1825 гг., Наследника Цесаревича Константина Павловича в 1824 г. и Николая I в ходе декабрьского бунта 1825 г. По разным причинам эти проекты либо отвергались самими заговорщиками, либо не могли быть осуществлены по независящим от мятежников причинам. Но перейдем к специфике идеологических концепций, подготовленных для России вождями декабристского заговора. Вопрос государственного устройства Никита Муравьев предполагал отдать на откуп “Земской думе”, своего рода “учредилке”. В “Конституции” же Муравьева в общих чертах изложена концепция ограниченной дуалистической монархии. Но и здесь есть интересные особенности. Принимая во внимание, что Императора предполагалось убить или пожизненно заточить в тюрьме, а Императорскую Фамилию выслать за пределы России без права возвращения, возникал вопрос о новом Царствующем Доме. Где же изыскать новую династию Российских Государей? Ответ прост: в качестве нового “императора” “Великий Собор” должен был выбрать “достойнейшего”. А раз “царя” можно выбрать, то, в случае неповиновения “Собору”, его можно и перевыбрать . Таким образом, вместо хоть и ограниченной, но законной Монархии, декабристы, сторонники Никиты Муравьева, собирались установить в России олигархический образ правления – своего рода диктатуру знати, закамуфлированную псевдомонархической надстройкой. Не правда ли эти идеи весьма созвучны идеологии современных лжемонархистов-“соборников”? В области государственного устройства, Никита Муравьев собирался расчленить Российскую Империю на некую федерацию, состоящую из 14 суверенных держав и 2 областей (по позднейшему варианту – на 13 держав и одной области). По образцу, Северо-Американских Соединенных штатов, в каждой державе предполагались свои законы и органы власти; единство всей “федерации” должно было держаться только на новоизбранном “императоре” и небольшой надстройке “федеральных” структур. Интереснейшим образом Муравьев предполагал решить и крестьянский вопрос. Освобождать “мужиков” предполагалось без земли, которая оставалась в собственности дворянства (только по последнему варианту “Конституции” крестьянину предполагалось выделить “под огород” две десятины). На что жить миллионам крестьян, остававшимся без земли – совершенно неизвестно. Претворение этого проекта в жизнь привело бы к появлению огромных толп нищих и озлобленных мужиков, имевших единственный выход – идти на поклон к помещикам. В итоге, безземельные крестьяне могли оказаться в кабале, куда худшей, чем крепостное право. В конце концов, за крепостного “барин” нес ответственность, а за “освобожденного” – абсолютно никакой. Избирательное право Никита Муравьев также распространял далеко не на все население России. Право выбирать и быть избранным в представительные органы ограничивалось довольно высоким имущественным цензом, а также другими условиями (например, не быть “в услужении”; весь Императорский Двор – то есть преданные лично Государю люди - попадал под эту категорию). Крестьянству, при этом, право выбора предоставляется вообще опосредованное: от 500 дворов избирался один выборщик. Таким образом, достигалось сосредоточение реальной власти в руках довольно ограниченного круга представителей знати, которые распоряжались бы ею по своему усмотрению. Ни перед кем не подотчетные, скрывшиеся за фасадом монархической формы, они действовали бы в своих узко-сословных интересах. России угрожала бы олигархическая диктатура, наподобие той, которую хотели установить в 1730 г. “верховники”. Вне всякого сомнения, с течением времени последовательное осуществление этой концепции привело бы к возникновению республики или монархии современного европейского типа: по формуле “монарх царствует, но не правит”, с сосредоточением всей полноты власти в руках “закулисы”, с денационализированым и дехристианизированным населением, удовлетворяющимся игрой в “народоправие” и “свободу”. Перейдем теперь к идеям, изложенным в “Русской Правде” Пестеля. Профессор М.Зызыкин видит идеологию Пестеля продолжением рационалистических абсолютистско-просветительских концепций XVIII в. Основная их идея – в попытке изобретения некоего “идеального” государственного устройства, которое и должно, путем введения “правильных законов”, привести народ к просвещению и, соответственно, гуманистическим идеалам и всяческому процветанию. Зызыкин видит генеалогию этой концепции в России следующим образом: от “Правды воли Монаршей” Феофана (Прокоповича), через “Наказ” Императрицы Екатерины II, к “язвительным книгам Радищева”. Заключительным, революционным этапом концепции “просвещенного” политического рационализма Зызыкин считает именно “Русскую Правду”. В принципе, это, возможно, и так. Но, во-первых, “изобретатели идеального государства” существовали и раньше (достаточно вспомнить Платона), а во-вторых, относить Пестеля к относительно безобидным идеалистам-мечтателям вроде Кампанеллы, Фурье или Сен-Симона, не совсем оправданно. Именно рационализм не позволял Пестелю ограничиться только философскими умствованиями и умозрительными построениями (вспомним, что идеологические выкладки тех же большевиков не менее утопичны). Для начала “Русская Правда” предполагает введение жесточайшей диктатуры “Временного Революционного правительства”, которое и должно заняться созданием идеального государства, с идеальными законами и идеальным населением. Концепция “идеального общества” у Пестеля совершенно идентична понятию “государство”. Все, что полезно, важно и выгодно для государства (здесь и в дальнейшем, мы оставим за скобками слово “идеального”), то полезно для общества и каждого индивидуума в отдельности. Понятия “народ” для Пестеля вообще не существует. Народ лишь объект, область деятельности государства. В полной мере это относится и к понятиям “индивидуум”, “личность”. Не должно существовать ничего, что вредно для государства или находится вне рамок его контроля. Понятия о естественных человеческих правах и свободах у Пестеля просто не существовало. Само понятие “равноправие” Пестель понимает исключительно в смысле равенства перед государственными законами. А поскольку всеобщее бесправие также является равенством, то за личностью не признается никаких прав и свобод, за исключением “права и свободы” делать то, что требует от него государство. На долю государственной власти выпадает миссия реализовать рационалистический идеал совершенного общества. Пестель не видит никаких проблем для решения этой задачи, он рассматривает ее исключительно с технической точки зрения. Абсолютно игнорируя историческое прошлое, он рассуждает формально, абстрактно, как математик. Государство Пестель рассматривает, как на механическую силу, которая должна перестроить общество в некую структуру, центром которой является абсолютный, регламентирующий все и вся авторитет власти. Правительство, обладая всей полнотой полномочий, имеет право путем законодательный предписаний свободно распоряжаться всеми общественными силами страны. Задача законов – просвещать, воспитывать население, правильными законами водворяется всеобщее блаженство. По мнению Пестеля, народы являются такими, какими создают их правители. Поэтому необходимо полностью завладеть личностью гражданина, превратить его в послушное орудие государственной власти. Государство, по Пестелю, является монополистом в заботе об общественном благе, оно становится верховным носителем идеи всеобщего благоденствия, единственной силой, призванной водворять счастье на земле, с помощью законов, регламентирующих каждый шаг гражданина. Малейшее проявление самодеятельности общества воспринимается Пестелем как заговор, мятеж, бунт. Любые общественные организации или союзы (как тайные, так и открытые) категорически запрещаются. Правительство распоряжается всей полнотой жизни гражданина, который не в праве заниматься какой бы то ни было самодеятельностью. Даже увеселения и развлечения должны строго контролироваться государством. Под тотальный контроль правительства должны быть поставлены Православная Церковь и образование. Вера должна стать одним из орудий государства по воспитанию граждан в “правильном духе”. Церковь должна превратиться в своего рода “министерство вероисповедания” (кстати, подобные идеи существовали еще у Петра I). Никакие внегосударственные движения в Церкви не возможны и недопустимы. Содействие государственным задачам становится фактически единственным оправданием существования религии. Все образовательные органы также должны принадлежать государству и проводить в жизнь идеи правительства. Существование частных школ или других образовательных заведений категорически запрещается. Поскольку без надзирающих органов осуществление такого тотального контроля за жизнью и деятельностью граждан невозможно, создается “приказ благочиния”, призванный отслеживать все поступки граждан. Таким образом, создается вполне идеальная “полицейская республика”. Как тут не вспомнить знаменитый девиз: “полиция – есть душа гражданская”. “Освободив” крестьян от крепостного права, Пестель, по сути, распространяет его на все население государства. “Граждане”-рабы находятся в абсолютной зависимости от государства и его контролирующего органа – “приказа благочиния”. Но следование неумолимой логике тотального надзора за всеми, приводит Пестеля к необходимости создания органа, контролирующего самих контролеров. Предполагается учреждение “высшего благочиния” – тайной полиции, надзирающей за полицией явной и охраняющей правительство. Ее структура весьма примечательна. “Высшее благочиние, - пишет Пестель, - требует непроницаемой тайны”. Оно должно быть как бы несуществующим. Имена сотрудников не должны быть никому известны. Агенты “высшего благочиния” должны тайно следить за течением мыслей, чтобы не допускать заговоров и бунтов, чтобы выявлять тайные общества, чтобы не допускать изготовления оружия или распространения учений, противных официально принятым. В сущности, Пестель проявляет себя сторонником тоталитаризма в самых крайних его формах. Жесточайшая централизация властных структур, абсолютный контроль над любой деятельностью граждан, недопущение никакого инакомыслия. Единое государство, единая власть, единая территория, единый народ, единая вера и единый образ мыслей - вот идеал Пестеля. Таков, вкратце, обзор двух основных идеологических течений декабристской идеологии. Исторический опыт России поистине уникален. Особенно ярко это проявляется в том, что, после свержения Монархии, над нашей многострадальной родиной проведены эксперименты по практической реализации и муравьевской и пестелевской концепции. Первая попытка реализовать конституционно-демократическую модель Никиты Муравьева (разумеется, уже в немонархической форме) была предпринята в 1917 г. февралистами. Этот опыт привел лишь к приходу к власти большевиков и возникновению коммунистической тирании. В наше, постперестроечное время мы наблюдаем вторую попытку привить России либеральную западную идеологию. Что же получила Россия в результате этих экспериментов? Федеративное устройство Советского Союза закономерно привело к отпадению окраин и образованию вокруг великорусских губерний кольца враждебных псевдогосударств. Впрочем, это ничему не учит сторонников федерализма: любую попытку минимальной централизации уже Российской федерации ими встречаются в штыки. Неприемлемо само покушение на священные принципы федерализма; ради этого многие не прочь дезинтегрировать и Российскую федерацию. Существование и развитие в России европейских либеральных идей естественным образом привело не только к идейной, но и к политической и экономической зависимости от стран Запада. Образовалось компрадорское олигархическое правительство, состоящее из “лучших” людей. Теперь это, разумеется, уже не дворяне. Теперь это - нувориши, наследники старой советской партхозноменклатуры. Но концепция от этого не меняется – олигархия остается олигархией; кто бы ни фигурировал в качестве “лучших” людей, действовать они будут все равно в своих групповых интересах. Для удобства управления гражданами, олигархическое правительство проводит вполне целенаправленную политику растлевания народа, активно внедряя антинациональную и антихристианскую идеологию. Полностью контролируя все процессы, “лучшие люди” позволяет народу играться в “народовластие”, как это принято во всех современных либерально-демократических обществах. Концепцию государственного устройства, предложенную Пестелем, довольно детально претворили в жизнь большевики за время своего семидесятилетнего правления. Тут вам и крайняя централизация власти, и тотальный контроль над Церковью и образованием, и “высшее благочиние” в лице КГБ, и выявление инакомыслящих. Кстати, что именно делать с выявленными чужеродными элементами Пестель скромно умалчивает; но ничего, до этого большевики додумались и сами. Перечислять все признаки сходства “идеального государства” Пестеля и “реального социализма” Ленина-Сталина я не буду. Думаю, что все неплохо знают их и сами. Так давайте же зададимся вопросом: что же “благородного” в идеологии и методах действия декабристов? В чью честь уже 175 лет поет дифирамбы вся прогрессивная общественность России? Мы же можем лишь возблагодарить Господа за спасение России 175 лет назад, за то, что Николай I, по словам святителя Филарета Московского, “твердый правдою своего призвания и упованием на Бога, не поколебался ни на мгновение... и в первый день царствования сделался избавителем царства”.
И как продолжение: статья Андрея Сорокина "Первенцы измены" (по материалам кн. графини Софьи Дм.Толь "асонское действо. Историч. очерк о заговоре декабристов).
http://monarhist.net/History_glimpse/Articles/19/Perventsy_i...
Свежие комментарии