Люди этнографии. Сергей Александрович
Токарев: религиовед, этнограф, историк.
29 декабря исполняется 110 лет со дня рождения выдающегося
советского(российского) этнолога, историка, религиоведа Сергея Александровича
Токарева (29.12.1899, Тула – 19.04.1985, Москва), -- специалиста широчайшего
кругозора, в круг интересов которого в разные периоды его жизни попадали такие
разные области, как, например, австраловедение и океанистика, сибиреведение,
европеистика, американистика, религиоведение, теоретические проблемы
этнографии, история этнографии -- едва ли не во все из них он внес чрезвычайно
важный вклад.
Целый ряд его работ таких, например, как книга "Этнография народов СССР",
"Народы Австралии и Океании", "Религии в истории народов мира" заслуженно
вошел в "золотой фонд" отечественной этнографии. С.А. Токарев жил в сложный и
во многом трагический период истории России, тем не менее и в этот период он
сохранял достоинство и интеллектуальную независимость-- проявлявшуюся, как в
личном научном творчестве, так и в поведении внутри этнографического сообщества.
В рамках одного короткого текста, конечно, невозможно дать сколько-нибудь полное представление о жизни и творчестве
выдающегося интеллектуала, так, что ниже мы представим лишь короткий фрагмент статьи С.Я. Козлова о творчестве
Токарева, посвященный взглядам ученого на исторический процесс -- быть может, этот фрагмент и не говорит об основных темах
творчества С.А. Токарева, однако же, он посвящен наиболее общим, мировоззренческим аспектам его взгляда на
науку и общество в целом. Вместе с этим, мы предлагаем скачать ряд работ посвященных жизни и творчеству ученого, а
именно: впервые опубликованная в книге "Выдающиеся отечественные этнологи и антропологи XX века" М. Наука, 2004
статья С.Я. Козлова "Сергей Александрович Токарев: "этнографический университет"", некролог В.П. Алексеева, посвященный С.А. Токареву, впервые
опубликованный в журнале "Советская этнография" в №4(1985), а также, статью С.Я. Козлова "СА. Токарев как
историк".
С.Я. Козлов. Сергей Александрович Токарев,
как историк(мини-этюды о большом
ученом)
У Токарева есть специальная работа, посвященная характеристике основных концепций исторического процесса. Впервые она
была опубликована в 1978 г. в книге “Древняя Русь и славяне”. В обществоведческих науках, в т.ч. в истории,
социологии, этнографии, констатирует Сергей Александрович, существует “неисчислимое множество взглядов и мнений” по
различным проблемам, и чтобы адекватно их оценить, надо их как-то классифицировать. “В конечном счете,
замечает он, — дело идет об определении основных типов исторического (социологического) мировоззрения…”. Токарев
отмечает, что “еще не так давно” (между тем, это “имело место” и в то время, когда писал он данную статью…) все
научные теории “упрощенно распределялись” “на две группы: “марксистские” и “немарксистские” (“буржуазные”). Но
непригодность такой классификации видна уже из одного того факта, что категория “немарксистских” теорий включает в
себя самые разные научные концепции; ограничиться суммарным противопоставлением всех их марксизму —
значило бы наглухо закрыть для себя путь к пониманию и справедливой оценке каждой из этих концепций” (курсив мой —
С.К.). Это знаменательное (а по тем временам — почти революционное!) замечание: непременно реалистически понимать
и справедливо оценивать любую мысль, идею, концепцию, не отмахиваясь бессмысленно-шаблонным высокомерным
клише: “немарксистское”, и все тут, значит, как минимум, “второй сорт”, либо вообще нечто, заслуживающее если не
ругательной, то негативной оценки уж обязательно. Это уважительное отношение к любой стoящей мысли и было сутью
токаревского подхода ко всему, с чем он сталкивался как ученый (да и вообще как человек). Точно так же он выступает
против расхожего подхода к историческим взглядам зарубежных ученых как “прогрессивным” и “реакционным”.
Ведь подобные характеристики “не могут быть абсолютными. То, что “прогрессивно” в одну эпоху и в одних
условиях, может быть далеко не прогрессивным в другую эпоху и иных условиях. То же и с понятием
“реакционного””. Отклоняя эти пропагандистско-идеологические штампы, непригодные для науки,
Токарев указывает на возможность “группировки авторов исторических сочинений”
по принципу признания (либо непризнания) ими закономерности исторического процесса; при этом, отмечает он, “вторая
группа историков оказывается тоже слишком неоднородной: в нее войдут и старые историки-прагматики (Татищев,
Карамзин, Иловайский), и романтики (Ж. де-Местр, Шатобриан, Маколей, Карлейль), и антирационалисты типа Фридриха
Лео, и неонитианцы Риккерт и Виндельбанд”. Напомнив о принятом в философии делении “умственных течений” на
две основные категории — материалистические и идеалистические, Токарев замечает, что “применительно к общественным,
историческим наукам разграничение материализма и идеализма, во-первых, далеко не всегда легко провести, и
деление это порой отступает на второй план перед иными группировками”. В качестве примера он приводит эволюционистское
направление в этнографии и истории культуры, в “рамках” которого работали идеалисты (Бастиан, Баховен),
материалисты (Липперт), ученые, сочетавшие в своем мировоззрении те или иные положения, подходы как материализма, так и
идеализма (например, Морган). Отметив либо явную неприемлемость, либо нечеткость разных классификаций,
Токарев заявляет далее свою позицию по обсуждаемой теме: “Наиболее правильным и познавательно полезным представляется мне
деление исторических концепций сообразно ответу, даваемому ими на два кардинальнейших вопроса исторического
познания. Это: 1) вопрос о единстве человечества и 2) вопрос о неизменности (циклизм) или изменчивости (прогресс)
человечества в ходе истории”. Автор расшифровывает смысл, содержание обоих этих вопросов. Смысл первого:
едино ли человечество — не только в биологическом, но именно в культурном или социокультурном отношении? Или оно делится на
качественно разнородные группы?” Суть второго вопроса (по Токареву): “существует ли социокультурный прогресс, в
смысле не только изменения внешних форм жизни и поступательной технологической эволюции, но и в смысле прогрессивных
изменений самой природы человека, его психики и морального сознания? Или человек остается по существу одним и тем же
при всех изменениях материальных условий его жизни?. Существенно, что между этими двумя вопросами есть “как бы
перекрестная связь”: “сторонники положительного решения первого вопроса (единство человечества) делятся на две
группы сообразно ответу на второй вопрос (прогресс или отсутствие прогресса); и наоборот, сторонники положительного ответа
на второй вопрос (прогресс) не согласны между собой в ответе на первый вопрос (единство или множественность
человечества)”. Итак, Токарев выделяет четыре идейные позиции, в зависимости от ответа на сформулированные выше вопросы.
Формула первой позиции: множественность и неизменность” (“люди качественно различны; культуры
замкнуты и неизменны”). Примеры: расистские концепции и их авторы-идеологи (Гобино, Ляпуж и другие). Теория замкнутых
культурно-исторических типов (концепция исторических циклов, циклического развития культуры). Здесь
наиболее известные имена — Г. Рюккерт, Н.Данилевский, Р. Шпенглер, А. Тойнби. В этнографии к ним близки сторонники
американской этнопсихологической школы(А. Кардинер и другие). Формула второй позиции: “изменчивость при
множественности”. Здесь должно вспомнить тех мыслителей, которые, “не покидая позиций множественности культур”, допускают в
то же время общее и неограниченное резвитие человечества”. Это — известный социолог Э. Дюркгейм,
сторонники теории многолинейной эволюции” Дж. Стюард, М. Салинс; один из “отцов” теории “релятивизма” М Херсковиц.
Суть третьей позиции С.А. Токарев формулирует так: “единство и неизменность”. Здесь преобладает мысль о единстве
человечества (“монизм и моногенизм”); что же касается культурных различий между разными
его (человечества) группами, то они характеризуются как несущественные (либо вообще не рассматриваются).
Крупнейшие имена: английский экономист А. Смит; З. Фрейд и его последователи; Ф. Боас и другие американские этнографы из
его школы; К. Леви-Стросс, из историков — Р. Виппер. Формула четвертой позиции: “единство и прогресс”.
Именно эту “линию развития исторической мысли” Токарев считает “самой продуктивной в познавательном отношении и
наиболее близкой к объективной действительности”. Он приводит немало имен мыслителей, ассоциируемых с этой
позицией: Демокрит, Лукреций, блаженный Августин, Лессинг, Вольтер, Тюрго, Фергюссон, Кондорсе, Гердер, Гегель, Конт;
этнографы-эволюционисты (Бастиан, Тейлор, Липперт, Морган и другие, вплоть до крупнейшего американского
этнографа середины ХХ в. Лесли Уайта). В эту позицию закономерно вписывается “марксистское понимание исторического
процесса”, — резюмирует С.А. Токарев. Считая ее наиболее историчной (“в точном смысле слова” исторической точкой
зрения), Сергей Александрович отмечает, что до полноценного решения “общей проблемы историзма”, многих ее вопросов, еще
далеко, и называет два из них (“не до конца ясных”): “1) в каком смысле человечество представляет собой
единое целое, и в каком смысле история человечества есть единый процесс? 2) что именно меняется в человеке и в
общественной жизни при эпохальных переменах в ходе истории? И что остается неизменным, “общечеловеческим”?” Разумеется, не
все и не со всем сказанным в этой работе С.А. Токарева были согласны тогда и согласятся сегодня. Но нельзя не признать:
впечатляет интеллектуальная, культурологическая ее насыщенность и живая заинтересованность автора в
осмыслении кардинальных историко-философских проблем. А вопросы, обозначенные Токаревым, вопросами остаются — и, скорее
всего, “вопросами навсегда”, на которые человечество (в лице своих мыслителей в разных жанрах — от художников
слова до историков и философов) будет отвечать, по мере своего развития, все более содержательно, глубоко, интересно,
непрерывно приближаясь к никогда не достижимой Истине…
* * *
Все, кто изучает (или просто знакомится с научным наследством Токарева), не могут не задаваться вопросом: помешал ли
марксизм Сергею Александровичу вполне реализоваться как ученому? С.А. Токарев как ученый формировался в 1920-е годы.
Это был период, когда в отечественном обществоведении ( а в этнографии в особенности) еще сохранялись идейные позиции
различных немарксистских направлений, в особенности эволюционизма, который среди русских этнографов был
преобладающим мировоззрением с 70-х гг. ХІХ в. Одновременно набирали силу теоретические установки, связанные с
методологией и общей идеологией исторического материализма, марксизма. Университетскими учителями Сергея
Токарева были этнографы и культурологи — эволюционисты “старой школы”; но другим “учителем” была вся атмосфера 20-х
годов, времени коренного, революционного переустройства во всех сферах жизни громадной страны —
преобразований, теоретической базой которых (и официальной идеологией правящей партии, Советского государства в целом) был
марксизм. Вполне естественно, закономерно, что студент, аспирант, молодой ученый и преподаватель С.А.
Токарев не мог не интересоваться концептуальным содержанием этого учения, его творческим, эвристическим потенциалом.
Возможно, если бы новая философия, идеология навязывалась российской этнографии командным, декретивным путем, это
вызвало бы у молодого Токарева (при его независимом характере, развитом чувстве собственного достоинства
высококультурного российского интеллигента) негативную реакцию, отталкивание. Однако 1920-е годы в российской этнографии
были временем научного плюрализма, вполне демократичного сосуществования и конкуренции различных идей и взглядов. Сергей
Токарев увлечен марксизмом; он активно участвует в работе созданной в 1927 социологической секции Общества
историков-марксистов. Однако в острых дискуссиях о предмете, методе, рамках этнографической науки, о возможностях
применения марксистской методологии в этнографических исследованиях Токарев, как правило, занимает взвешенную,
разумную позицию. Так, например, когда в 1928 г. один из тогдашних идеологов марксистского направления в этнографии (В.Б.
Аптекарь) на дискуссии по теме “Марксизм и этнология” высказался “о принципиальной несовместимости этнологии
и марксизма”, а посему предложил…“ликвидировать этнологию как науку”, С.А. Токарев заявил о неразумности такого подхода.
Эпизоды в таком же “духе” повторялись и в дальнейшем. Однако глубинная суть марксизма — историко-диалектический подход ко всем
реалиям бытия — явно привлекает его, и он определяет себя как марксиста (об этом свидетельствует его дневниковая
запись от 11 апреля 1929 г., сделанная сразу же после известного ленинградского совещания этнографов обеих
столиц). На рубеже 1920-30-х гг. марксизм (точнее сказать, вульгаризованная модификация его) окончательно восторжествовал в СССР, в
том числе как идеология и методология во всех общественных науках. Вся жизнь С.А. Токарева как ученого и
вузовского преподавателя, профессора, вплоть до его кончины в апреле 1985 г. (на рубеже нового этапа в жизни страны,
получившего название “горбачевской перестройки”), прошла в обстановке абсолютного доминирования “единственно
верного учения”. Был ли Токарев убежденным и последовательным его адептом? И если был, то как это сказалось на его научном
творчестве? Непростые вопросы; и вряд ли могут быть простые ответы на них. Бесспорно, С.А. Токарев хорошо знал,
признавал и принимал марксистскую философию, марксистскую политэкономию. Производительные силы и производительные
отношения, базис и надстройка (и первичность экономического строя общества по отношению ко всем “надстроечным”
институтам), классовая борьба как один из определяющих факторов исторического развития (в обществах, разделенных на
классы), известная формационная схема исторического процесса — все эти (и другие) понятия и категории мы можем найти
в его работах; и думаю, они были у Токарева отнюдь не формальной данью официальной моде и официальным идеологическим
установкам того времени. Ему, определенно, свойственно было материалистическое понимание истории. Но он
никогда, убежден я, не принимал тот догматический марксизм, который акад. В.П. Алексеев определил как “вульгарный экономизм
необычайно узкого толка…”. Именно такой, “так называемый марксистский подход”, — продолжает В.П. Алексеев, —
“деформировал, а в ряде случает буквально искромсал научную деятельность его (Токарева. — С.К.) современников… Как это
удалось С.А. Токареву — заслуживает очень внимательного анализа, но ему действительно посчастливилось провести в
жизнь многообразие исходных позиций при трактовке конкретных проблем, которые не раз в те годы обозначались как эклектика,
но на самом деле были оправданным выражением широкого взгляда на культурный мир человечества, на его историю.
Как я помню, Сергей Александрович нигде не писал о полифакториальности исторического процесса, но, видимо, эта
концепция глубоко пронизывала его научную сущность, поэтому он так широк и свободен в выборе средств
исследования”. Размышляя над тем же вопросом(“как это удалось С.А. Токареву…”), его ученица по аспирантуре и
многолетняя сотрудница по сектору Зарубежной Европы Л.В. Маркова делает попытку ответа: “Причины коренились, как
мне думается, и в характере Сергея Александровича, и в его приверженности принципу проверять теорию фактами, соблюдать
исторический подход к изучаемым явлениям”. Думаю, дело именно в этом. С одной стороны, в глубокой внутренней
независимости (“духовной свободе”, словами того же В.П. Алексеева) Токарева как человека, личности; в какой-то особой его
“автономности”, сказал бы я (при всей внешней “вписанности” в “окружающую среду”). С другой стороны — усвоенное
им еще в отчем доме и гимназии, позднее — от своих университетских учителей, этнографов старой эволюционистской школы,
искреннее уважение, внимательное отношение к культуре народов во всем ее бесконечном разнообразии и
многообразии, убежденное отношение к принципу историзма как определяющему при изучению социальной и духовной истории,
культуры и быта народов.
Тексты С.А. Токарева и о нем. 1. В.П. Алексеев "Памяти С.А.
Токарева"//Советская Этнография №4(1985)
2. С.Я. Козлов "Сергей Александрович Токарев: "этнографический университет"",
3.С.Я. Козлов "С.А. Токарев как историк"
4. С.А. Токарев Избранное. Теоретические и историографические статьи по
этнографии и религиям народов мира / ред. Козлов С.Я., Пучков П.И. - М.: ИЭА РАН, 1999
Свежие комментарии